В 7 лет быть выселенной из большого дома, в 9 лет быть отправленной с семьей в Сибирь разгребать горелый лес на болотах, жить в землянке, в 14 лет ходить косить по колено в воде, в 15 – работать на выгонке смолы на пихтовом производстве, в 16 сесть на колесной трактор, в 30 – получить освобождение. Типичная жизнь жительницы Самарской области Клавдии Смородиной (1924 г.р.)…

Елена Савельева, научный сотрудник отдела по изучению наследия А.Солженицына Дома русского зарубежья имени А.И. Солженицына, записала воспоминания своей двоюродной бабушки. Клавдии Петровне Смородиной, пережившей раскулачивание и ссылку в детском возрасте, сейчас 91 год.

Я родилась 24 сентября 1924 г. в с. Марьевка Чапаевского района Куйбышевской области. Мой отец, Смородин Петр Николаевич (1887 г. р.), был крестьянином, мать, Смородина Мария Андреевна (1896 г. р.), – домохозяйкой. Старший брат Николай (1922 г. р.), сестра Анна (1929 г. р.), сестра Александра (1931 г. р.). Еще старшая сестра Анастасия (1918 г. р.), от первой жены отца, которая умерла, когда сестре только исполнилось 6 лет. До замужества (1929) сестра Анастасия жила вместе с новой семьей отца.

К 1930 году отстроили большой дом, аж о 12 окнах. Под железной крышей, что было большой редкостью в то время. Была своя шерстобитная (чесальная) машина. Надворные постройки. Скотина.

Отца в 1931 году забрали в тюрьму г. Чапаевска. Выгнали нас из дома. Не дав взять даже самое необходимое.*

_____

* моя мама, Разумова Антонина Григорьевна (1931 г.р.), дочь Анастасии, старшей сестры Клавдии Петровны, помнит, как к деду в дом пришли люди, забирая все вещи, как подошли к ее матери, на руках которой была она, и с ее головы сорвали чепчик. Осталось в памяти навсегда именно это (коммент. Савельевой Е.Н.).

_______

Сосед Логвинов, когда отняли наш дом, пустил нас к себе в свою мазанку. Не в сам дом. В овчарню. Там мы и жили. Со скотом вперемешку. А дом наш сломали. Разобрали по бревнышкам. А могли бы оставить и открыть в нем школу или больницу. Такой он был большой и справный. Из этих бревен жгли костры, приговаривая, что сжигают эксплуататорский дом.

Почему отец стал эксплуататором? У отца умерли какие-то родственники, и он взял в свою большую семью их сына. Конечно, он помогал отцу во всем. Как и все в доме. Вот как эксплуататора его лишили дома. Всего нас лишили. Крова, родины лишили.

В конце мая 1933 г. (помню, что уже посадили капусту) пришли к нам, сказали, чтобы брали больше теплых вещей. Что повезут нас на Север. Помню тулуп и две шубы. Больше ничего и не было. Погрузили на телегу и привезли на вокзал г. Чапаевска. Пригнали строем заключенных. Это всё были кулаки. Целую колонну. Выкликали по списку. Так нас соединили с отцом. Помню состав, всех загнали в вагон. Нары помню. Детей на верхние нары. А взрослых внизу. По дороге давали на станциях хлеб и кипяток. Больше ничего. Ехали трое суток. Привезли в г. Томск Западно-Сибирского края. Сгрузили на станции, посадили всех на машины и повезли в лагерь.

Лагерь палаточный. Палатки были огромной длины. Посередине палаток – стол, и скамейки – от начала и до конца палатки. Нары широкие и перегороженные по краям. В этом палаточном лагере были все лето. К осени (черемуха поспела) повезли к р. Игарка. Погрузили нас в большие лодки по 3-4 семьи. Лодок было где-то 20. Плыли на веслах. Четыре пары весел.

Плыли недели три. По дороге на стоянках выдавали хлеб, были палатки для каждой семьи. Шли дожди. Помню два водопада больших. Когда все выходили из лодок, через камни тащили их, затем опять нас в эти лодки загружали. Так мы приплыли в с. Болотное Западно-Сибирского края. «Болотовка» по-местному. Черемуха поспевает. Метров 50 шел черемушник, а дальше – тайга – хвойный лес метров 50, а дальше – болото и гарь. Жуткая гарь. Все вперемежку. И горелые деревья, и негорелые. Заросший непроходимый лес. День только дали нам отдохнуть. Дали пилу и два топора на семью и послали расчищать эту гарь. На хороших шестиметровых бревнах обрубали сучья. И распиливали их.

И на этой гари каждой семье дали участки по 12 соток. Сплошное болото. Помню семьи из Астрахани – Афанасьевы и Абариновы. Остальные же все забайкальцы (так они себя называли). Курили они много. Семей 40 всего нас там было.

Отец мой был очень рукастый. Родители начали делать балаган. Что это такое? Прорыли траншею, по обе стороны накрыли шалашиком сверху стволами деревьев, корой березы застлали, травой, потом накидали землю. Спереди сделали ступеньки и проход, как дверцу. Дерюжкой проем этот закрывался. Вот не называли это сооружение шалашом. «Балаган» ему дали название. Балаган на болоте.

Родители спали по одну сторону, мы – по другую. Очень больная у нас была сестра Шурочка. Больная с рождения. Не ходила, все лежала, не поворачиваясь. А уж чем больная – и не помню. Мы с ней в основном и были все дети.

Родители уходили на работу. Делали слань. Что это такое? А вот полтора километра идет топь, болото. Настил делали. Бревно к бревну сцепкой. Кочка на болоте – хорошо. Нет – так и сцепкой бревна выстилали. И эту слань делали родители. По колено, а то и по пояс в воде. В шалаше-балагане прожили до холодов.

А потом родители выкопали землянку. Яму в рост человека, ступеньки вниз. Два венца из бревен, кругляш рядком. Берестой покрыли, травой и еще толсто присыпали землей. Одно небольшое окошко даже было. Печка была. Кирпича нет – откуда взять-то? Когда делали яму – всю глину ссыпали отдельно. Вот ее и использовали. Помню, как печку деревянными молотками сбивали в землянке.

В этой землянке прожили целых три года. В Сибири, в лютые холода и суровое лето…

А потом Болотовку аннулировали. Перевели нас в Богатыревку. Дом на две семьи. Две будки с двух сторон. Там были два выхода. Одна дорога на Бакчар, другая – на Панычево. Проволока по периметру. Комендатура была. Прямо через дорогу. Отмечаться ходили сначала… А потом уже и не отмечались. Они и так нас видели каждый день.

Медпункта не было. 7 км до Панычево пешком. Там был медпункт. Как-то ухо у меня заболело – пропуск не дал комендант. Кобель, матерщинник и гад. Ухо нарывало, текло из него, боль страшная. Пошли с мамой к нему, а он маме и говорит: «Сдохнете вы, а она останется и будет мстить за вас». Отец как-то вылечил меня. Натопили баню в поселке, помыли там меня, надели шапку отцову, постелили на печке. Так в одежде и пролежала… Боль прошла. А ухо не спасли. Оглохла я на это ухо…

Отец работал на молотилке. Мама на полевых работах. Хлеб жали серпом вручную. Затем в огородной бригаде. Очень нам помогли старообрядцы-кержаки. Дед Шипулин из села Суйга. Рыжий такой… Если б не он… Подсказал нам, как картошку сохранять. На семена – только глазки выковыривать, да в золе сберегать. Под лавкой на семена глазки лежали… И эти вот самые глазки мы и сажали. С картошкой были. Спасибо ему. Говорил: «Петро, отелится телочка – отдам вам». Конюшни не было. По зиме телочка отелилась – он привел телочку к нам. Дверь из нашей избы – там вкопали столбы, соломы толсто проложили, сделали ей «коровник». Это были и сенцы, и коровник.

Школа была в Богатыревке. Помню площадку за школой, где нас собирали, всех учеников. Помню директора школы Якова Гавриловича Богатырева, какой хороший был человек. Завучем был Александр Степанович Щербаков. Хорошие были они. Очень хорошие. Я ведь в первый класс еще в Марьевке пошла. Учились в поповском доме. Все вместе. И первый, и второй, и третий, и четвертый классы. В Богатыревке опять пошла в первый класс. Ходили из Болотовки пешком. Зимой по сплошному льду, летом по болоту. Там закончила семилетку.

Брата Николая отправили в Прокопьевск Кемеровской области в горный техникум учиться на маркшейдера. День учится, а ночью вагоны разгружает. Помощи ж не было никакой… Год так промучился, бросил учиться. Самостоятельно уехал в Марьевку. Сбежал. Хотя был не под конвоем. Девчонки уезжали в Томск в домработницы. А меня не пустили… Научили меня косить. Вместе с бабами ходила на полевые работы. В бригаде три женщины. Становились в звено и косили траву на силос. Закладывали силос на зиму. Пели очень хорошо. Пели… Когда и по колено в воде весь день. Вот заработала болезни суставов. Всю жизнь мучаюсь страшными болями… Обед состоял из бутылки молока и куска хлеба.

А зимой работала на заводе (и это в 15 лет). 7 километров через Болотовку и слань в тайге. Пихту обрабатывали. Стратегический завод. Гнали масло из хвои. Закрытые чаны деревянные, облицованные железом, паровой котел. Там работать можно было только зимой. Кругом болото… Болото промерзало, и можно было как-то проходить. В тайге 20 сантиметров от ствола сучья рубили, ветки подбирали, секачом мельчили. Складывали квадрат один на один метр. На быках возили сучья, чаны заполняли, на специальные решетки складывали, плотно закрывали, под масло были специальные стоки. Паровые котлы летом доставляли по речке. Вот так и работала. И летом и зимой. Помню выборы. Ходили в с. Панычево. Вместо паспортов бумажки. По ним и голосовали.

7 ноября 1941 г. в 6 утра умер отец. После операции на желудке отправили его из больницы домой. Дорог не было. И лекарств не было. Так и умер от язвы желудка.

Брат Николай выучился на тракториста. Война началась – поставили в линейку трактора на полевом стане – в военкомат – и добровольцем на фронт. Сестра Саша еще на Болотовке умерла.

С 1941 года я работала на тракторе. Как попала на трактор? Начало войны – нас послали на лесозаготовки. 400 граммов хлеба на день и все. А хлеб коричневый, такой сырой, что куснешь – зубы остаются на нем. Есть было совсем нечего. Ну, мы и сбежали с Шурой Воробьевой. В наказание меня отправили на курсы трактористов. Так я и начала работать на тракторе. Сначала на колесном, потом на гусеничном. С 1941 по 1953 год. На комбайне работала один сезон. «Сталинцы» назывался. Работаю на комбайне – слышу гул… такой гул стоял. Ничего понять не могу – побежала по селу – победа!!! Еще помню, что в селе мы одни выписывали газету.

В 1954 году нас освободили. Митинг был на площади. Трибуну помню… А была ли радость или какие-то эмоции – не помню. Двадцать один год прошел, как сослали нашу семью…

Переехали в Бакчар. Почему? Были механики разъездные. Среди них – сосланный из п. Безенчук Куйбышевской области Дрей Иван Афанасьевич. Он и поспособствовал в переезде в Бакчар. Купили домик. На какие деньги? Платили в колхозе 20-30 копеек на трудодень, а в МТС – деньги и еще и хлеб давали. Я сдавала по 1,5–2 тонны намолоченного зерна. По таблице как-то вычисляли…

Брат Николай после окончания войны переехал в г. Куйбышев (ныне г. Самара). Приехал в Бакчар к нам и забрал сестру Анну к себе. Договорились, что все соединимся в Безенчуке. В Бакчаре я работала учетчиком.

19 июня 1960 г. рано утром вместе с мамой и дочерью Ниной (1955 г.р.) мы приехали в п. Безенчук. Чемодан с продуктами и две швейные машинки. Вот и все наши вещи. Поселились у старшей сестры Анастасии Уколовой. А осенью купили мазанку. На одну комнату. Где до стола можно было достать, лежа на кровати. А больше и ничего в ней не умещалось.

Устроилась уборщицей в хлебопекарню. Проработала там четыре года. Числилась уборщицей. А сама и убирала, и дрожжи на хмелю варила, и мешки с мукой возила на тележке со склада. По самую крышу мешки с мукой… Тяжелая работа. Дослужилась до мастера. Покуда не упала без сознания, вынимая хлеб из печки.

С 1964 по 1979 год работала на гос. предприятии «Сельхозтехника» сначала на картотеке, потом товароведом, зная трактора всех марок и машины, обслуживая четыре района техникой и стройматериалами. Никто в Безенчуке и не знал, что я ссыльно-переселенка. Вот такая она – моя жизнь…