РЕАБИЛИТИРОВАН СПУСТЯ 60 ЛЕТ...

Трофим Николаевич Цай

Доктор технических наук, профессор

Недавно, 13 апреля т.г. скромно, в семейном кругу, отметил свой день рождения. Прожито 72 года. За свои прожитые годы я прошел долгий путь учебы, становления специалиста по строительству, научного работника и преподавателя высшей школы.

Родившись в селе на Дальнем Востоке, по воле судьбы среднюю школу окончил в Казахстане, институт -на Украине, практическую деятельность начал в Сибири, а научной и преподавательской деятельностью занимаюсь в Москве последние 30 лет.

Хорошо помню подготовку к выселению, выселение корейцев из Дальнего Востока в 1937 г. и последующее проживание в режиме репрессии.

Родился я 13 апреля 1925 г. в глухом корейском селе Казакевичево Ивановского района у отрогов Сихотэ-Алиня в 170 км от г. Владивостока.

Зимой 1931-1932 гг. наша семья переехала в г. Владивосток, где я начал учиться в начальной школе.

Мои родители: отец - Цай Николай Васильевич (корейское имя Дон Дик) родился в 1896 г. в том же селе Казакевичево, мать - Цай (урожденная Ли) Ольга Николаевна родилась в 1900 г. в том же селе. Они представляли второе поколение корейцев Дальнего Востока; а дедушки и бабушки с родительских сторон были первым

поколением, которое в молодые годы в 80- годах прошлого века, несмотря на запрет и "политику закрытых дверей" со стороны Кореи, из-за тяжелой жизни на родине и голод нелегально пересекли государственную границу и поселились на Российском Дальнем Востоке.

Мы дети в третьем поколении родились также в том же селе. Детей было трое: старший брат Анатолий, младшая сестра Лиза. Отец прожил 82 года, а мать умерла в 1935 г. в возрасте 35 лет в г. Владивостоке. Отец нигде не учился и был неграмотным. С трудом мог расписаться, но силу учения и знаний понимал очень хорошо и старался всем детям дать образование. На родительские собрания в школу никогда не ходил. Знал, что мы, дети, занимаемся прилежно. Изредка спрашивал: получил "отлично?". Позднее внукам говорил, что кончить "институт" мало, нужно учиться еще в "аспирантуре".

Во Владивостоке наша семья до лета 1937 г. жила в пригороде на 6-й версте, на Саперной горе. Жили в однокомнатной квартире с бетонным полом на первом этаже двухэтажного кирпичного дома в бывшей казарме военных моряков. А с лета переселились в новый городок из деревянных 2-х этажных домов в районе паровозного депо.

Еще весной и летом 1937 г. были разговоры на работе у отца и во дворе среди детей о возможном переселении всех корейцев из Дальнего Востока в какие-то теплые края. Вновь начались разговоры о переселении корейцев в августе месяце. Начали заготовлять в дорогу продукты

Однажды в начале сентября отец сказал, что через неделю будет массовое выселение корейцев из Владивостока и нужно собирать самое необходимое.

За день до выселения к нам домой зашел участковый милиционер и сказал, что завтра в 10 часов утра приедет грузовая автомашина и нужно быть готовыми, чтобы погрузить вещи и всей семьей ехать на машине к сборному пункту.

В период выселения корейцев мне было 12 лет, и я начал учиться 6 -м классе. Поэтому довольно хорошо помню национальную трагедию тех дней, но, естественно, объяснить ничего не мог.

В Советском Союзе корейское население было первым, подвергшимся массовому выселению из родных мест по национальному признаку.

В считанные дни (за 2-3 месяца) были выселены из разных городов и сельских районов Дальнего Востока более 200 тыс. корейцев в малообжитые районы Казахстана и Средней Азии. Выселение проходило в основном мирно, без столкновения с местными властями.

Корейцы Дальнего Востока по традициям Буддийской религии были терпеливыми, мирными и спокойными по характеру людьми и в основном занимались земледелием. О маршруте и конечном пункте выселения нам никто не говорил, и мы не знали. Перед выселением во Владивостоке ходили слухи, что везут на юг, в Среднюю Азию.

Нам говорили, что не нужно брать с собой теплые вещи, громоздкую мебель, а брать самые необходимые вещи и продукты питания на дорогу, так как багажных вагонов будет мало, на месте же в Средней Азии, все очень дешево стоит. Такая информация была от незнания ситуации или попросту провокацией. Наша семья взяла с собой носильные вещи, в том числе и теплые, кровати, матрац и продукты питания. Продукты питания были уложены в мешки и их держали при себе. У нас в семье больше вещей-то и не было, а потертую нехитрую мебель оставили соседям.

В период выселения наша семья была довольно многочисленной. Весной перед выселением отец женился во второй раз. Мачеха привела с собой еще двух детей: сына Василия - ровесника Анатолия, и дочь Соню - мою ровесницу. Таким образом семья состояла из 7 человек, а детей пятеро. Работал же один отец кочегаром на паровозе, иногда мачеха подрабатывала дома шитьем одежды по заказу, поэтому детство было не сытое.

К обеду того же дня нас привезли к сборному пункту, во двор школы в районе Первой речки г. Владивостока. В сборном пункте уже было собрано много корейских семей, выселенных из разных районов Владивостока и из прилегающих сельских районов. До вечера составляли список семей, их состав и общую численность, назначали старост по вагонам, руководителей эшелона. После этого семьи распределили по списку по вагонам.

С наступлением темноты подали к сборному пункту состав из 20-25 теплушек и началась погрузка заранее распределенных по вагонам семей.

Вагоны - двухосные крытые с 4 узкими окнами с обеих сторон и 2-я раздвижными дверями-воротами. Одна дверь была наглухо закрыта и на этой стороне была установлена железная печка-буржуйка для отопления и приготовления пищи.

В каждом вагоне-теплушке были сколочены из неструганных досок 4 нары (в 2 яруса), устроенных поперек вагона и шириной около 1, 8 м, так что можно было ложиться поперек нар.

Каждую нару выделяли семье при составе в 6-7 чел., а если состав был меньшим, то на одну нару размещали две семьи. Таким образом на 4-х нарах в вагоне размещалось 25-28 чел. Нашей семье в составе 7 чел. выделяли одну нижнюю нару. После размещения всех выселяемых корейских семей по вагонам уже ночью с 5 на 10 сентября 1937 г. наш эшелон взял курс на Запад.

До конечного пункта в эшелоне ехали около 20 дней. За это время пересекли Дальний Восток, Восточную Сибирь, 3ападную Сибирь. На подъезде к г. Иркутску почти целый день огибали южную оконечность величайшего в мире пресноводного водоема - озера Байкал, проехали Новосибирск. По прогнозам специалистов после Новосибирска должны были повернуть на Юг и ехать по Турксибу, но этого не случилось. Эшелон ехал дальше на Запад.

Люди стали волноваться и только после г. Петропавловска эшелон резко повернул на Юг в Казахстанские степи.

В конце сентября наш эшелон остановился ночью, отцепили паровоз, а утром объявили, что это конечный пункт. Эшелон остановился на маленькой железнодорожной станции Астаховка в 30-35 км севернее областного центра г.Караганды. Дали команду разгружаться.

Всех переселенцев с вещами погрузили на подводы, запряженных лошадьми и верблюдами (диковинными животными для дальнево

сточников) и повезли в близрасположенный совхоз № 13 Тельмановского района Карагандинской области.

В совхозе было около 40 освобожденных одноэтажных глинобитных домов, куда разместили переселенцев, довольно скученно, с выделением на одну семью 1 -2 комнаты общей площадью 30-35 м². Прежние жильцы этих домов являлись раскулаченными в начале 30-х годов крестьянами из центральных районов России и незадолго до переселения корейцев, были переселены в соседние районы. Дома имели личное дровяное отопление, без водопровода и канализации.

Начались другие настоящие трудности и лишения. В совхозе уже был собран весь урожай, а других работ на всех не хватало. У переселенцев не было дров, кончались деньги и продукты, а впереди суровая северо-казахстанская зима. Люди стали голодать, болеть и многие начали выезжать на заработки в ближайший город Караганду. Наш отец, будучи паровозным кочегаром, в поисках работы тоже уехал в Караганду.

В совхозе через несколько недель возобновились занятия в школе, и я продолжил учебу в 6-м классе. Но из-за недостатка учителей занятия велись не по полной программе. И оценки в ученическом табеле успеваемости за 1 и 2-ю четверти не были проставлены.

В Караганде отец устроился кочегаром паровоза в транспортном цехе комбината Карагандауголь. В конце года он вернулся в совхоз и в семья выехала в Караганду.

Впервые познакомились с Северо-казахстанской зимой и прочувствовали ее жестокость. В тот год морозы доходили до -30 -35 градусов с сильным ветром и снежными буранами.

От совхоза до Караганды ехали на санях, запряженных верблюдами. В Караганде отец купил в Старом городе, в районе так называемого "Копай-города" полуземлянку в одну комнату с глинобитными стенами и кровлей и мы поселились там на 2 года. Затем на службе отца нам несколько улучшили жилищные условия, По приезде в Караганду я через несколько дней пошел учиться в 6-й класс средней школы № 17 им. М. Горького. Старшие братья покинули семью: Анатолий пошел учиться в горнопромышленное училище и переехал в общежитие, а Василий уехал в другой город и стал учиться в педагогическом училище.

При приеме в школу мне завуч школы заявила, что так как я не аттестован за 2 четверти, лучше учиться не в 6-м классе, а пойти в 5-

и. Я категорически отказался от такого предложения и обещал наверстать упущенное.

Завуч преподавала у нас географию и через несколько дней вызвала меня отвечать к доске. Урок был задан по Турции. Я ответил и получил оценку отлично, но через несколько дней она опять вызвала меня к доске и я получил второй раз отлично. После этого мне сказали, что я могу продолжать учиться в 6-м классе.

В этой школе в 1942 г. я окончил 10-й класс и получил аттестат "круглого отличника". Это в те годы давало возможность на основании постановления СНК СССР и ЦК ВКП (б) от 3.1 X.I 935 г. поступить в высшую школу без вступительных экзаменов. Из выпускников нашей школы 1942 г. я был единственный ученик, получивший такой аттестат.

В июле 1942 г. я подал заявление и школьный аттестат в приемную комиссию эвакуированного из г. Харькова инженерно-строительного института. У меня приняли документы и сказали, что я принят в институт без вступительных экзаменов и нужно явиться на занятия 1 сентября.

Несмотря на 2-й год Отечественной войны с фашистами занятия в институте начались точно 1 сентября. Однако в первый день занятий объявили, что мы студенты не эвакуированного Харьковского инженерно-строительного института, а студенты эвакуированного Московского горного института им. И.В.Сталина.

Городские власти разумно решили, что целесообразно оба эвакуированных института (из Москвы и Харькова) объединить. Объединенный институт был назван Московский горный институт им. И.В.Сталина (МГИ), но нашу специальность по приему в институт сохранили - промышленное и гражданское строительство ( ПГС) и организовали одноименный факультет. Институт был размещен в здании существовавшего Карагандинского горного техникума в Новом городе.

Я довольно легко и с усердием учился, посещал все лекции, внимательно слушал лекторов-профессоров, своевременно выполнял лабораторные работы, практические и контрольные работы.

Хорошая подготовка в средней школе и природная память помогали мне в освоении новых институтских дисциплин. В конце января 1943 г. началась зимняя экзаменационная сессия. Первые 2 экзамена: высшую математику и философию я сдал на отлично. Начал готовиться к третьему экзамену по физике, но мне принесли из райвоенкомата повестку для призыва на военную службу. На

второй день я поехал в институт, зашел к декану факультета ПГС доц. Лукину Григорию Григорьевичу и показал ему повестку для отчисления из института. Декан посмотрел на повестку и сказал, если тебя призывают в действующую армию, то служи достойно, защищай Родину, а если призывают в Трудовую армию, то сразу же звони в институт, к нам.

На следующий день утром взял вещевой мешок, вложил в него алюминиевую кружку, ложку, вилку и буханку хлеба и пошел в райвоенкомат: "Мальбрук в поход собрался".

В военкомате отметили повестку, а через несколько минут призывников построили во дворе военкомата. Призвали в армию по району около 100 чел. Призывников выстроили в две неравные шеренги: в одну большую около 80 чел. выстроилась разношерстная молодежь преимущественно русские и казахи, а другая численностью около 20 чел. состояла из немцев и корейцев, переселенцев: "неблагонадежных".

Первую шеренгу увели в призывной пункт, а нашу шеренгу, предварительно объявив, что мы призваны в Трудовую армию, походным маршем повели прямо на центральную углеобогатительную фабрику (ЦОФ), которая находилась в Старом городе в 3-4 км от моего жилища.

На ЦОФе скомплектовали бригаду погрузчиков угольной пыли (шлама) в открытые железнодорожные платформы и выдали персональные брезентовые рукавицы и совковую лопату. Спецодежду не выдали, сказали выдадут позднее. Затем отпустили по домам, а завтра выходить на работу.

Я сразу поехал в Новый город, в институт. Декану сообщил, что призван в Трудовую армию и направлен работать на ЦОФ.

После моего рассказа Лукин Г.Г. пошел к директору института (тогда были директора вузов а не ректора) профессору Нестеренко Петру Григорьевичу. Нестеренко П.Г. был известной личностью в угольной промышленности и до войны он был заместителем наркома по кадрам Наркомата угольной промышленности СССР.

Через несколько минут меня вызвали к директору и у него я повторил свой рассказ. Директор сделал короткий телефонный звонок и показал мне следовать за ним. Шли пять минут и вошли в здание комбината Карагандауголь и директор» на правах хорошего знакомого, смело вошел в кабинет начальника комбината, а я остался в большой приемной с коврами на полу. Минут через 20 секретарь начальника комбината протянула мне маленькую в поллиста офи-

циальную бумажку, адресованную директору ЦОФ, которая находилась в структурном подчинении комбината.

На бумажке было написано, чтобы призванного в Трудовую армию Цая Т.Н. направить в распоряжение МГИ. И подпись начальника комбината Карагандауголь: Спицын Г.Г.

Получив бумажку, тут же поехал в Старый город на ЦОФ. Я вернул в кладовую ЦОФ рукавицы и лопату и получил направление в институт. Через день пошел на очередной экзамен и по физике также получил отлично.

В знак благодарности декану и директору института, я бедный студент, имеющий бедных родителей, решил ответить только отличной учебой. И это свое решение я выполнил с честью. Все пять лет учебы в институте получал только отличные оценки и закончил институт, получив диплом с отличием. В приложении к диплому по всем дисциплинам выставлены только отличные оценки.

Летом 1943 г. закончил первый курс института, но московская профессура вернулась в Москву. Студентов оставили в Караганде и на смену уехавшим московским профессорам приехал из Свердловска профессорско-преподавательский состав эвакуированного туда Днепропетровского Горного института им. Артема Сергеева. И наш институт поменял вывеску и стал называться Днепропетровским горным институтом (ДГИ). Директором института остался проф. Нестеренко П.Г. Летом 1944 г. я окончил 2-й курс института. К этому времени большая часть Украины была освобождена от фашистов и институт начал готовиться к возвращению на Украину. Студенты-горняки и профессорско-преподавательский состав ДГИ во главе с Нестеренко П.Г. собрались и выехали в Днепропетровск. Позднее, бывая в командировке в г. Днепропетровске, я непременно посещал на городском кладбище могилу Петра Григорьевича. Возложив цветы и склонившись на колени, делал земные поклоны мраморному бюсту моего покровителя студенческих лет.

Студенты факультета ПГС и профессорско-преподавательский состав во главе с доц. Лукиным Г.Г. стали собираться выезжать в Харьков.

Здесь опять возник национальный признак. В институте на 2-х курсах учились 5 корейских юношей и 1 девушка кореянка. У всех у нас в паспортах был штамп с ограничением района проживания в Карагандинской области. Всем студентам корейцам объявили, что выезд на Украину запрещается, но разрешается поехать учиться в г. Алма-Ату. Но через две недели сообщили, что мне разрешили вы

ехать в г. Харьков. Из шести корейских студентов института выехать на Украину разрешили только мне одному. Кто в этом благодеянии мне помог, я не знаю.

Никуда и ни к кому я не обращался.

К концу августа мне удалось с трудом добраться до Харькова, т.к. шла еще война.

Пока преподаватели и студенты 2-х курсов численностью около 120 чел. с трудом добирались до Харькова, в Харькове уже организовали инженерно-строительный институт (ХИСИ) и сделали набор студентов на 1 -й курс.

Но наш профессорско-преподавательский персонал, вернувшийся из Караганды, не успокоился и создал новый Харьковский горно-индустриальный институт (ХГИИ), а директором был назначен доц. Лукин Г.Г.

Мы, приехавшие из Караганды, стали студентами ХГИИ (за 2 года 3 переименования института). Институт размещался в полуразрушенных корпусах довоенного ХИСИ на Шатиловке. Студенты из-за отсутствия общежитий, снимали комнаты в близлежащих частных домах.

Летом 1947 г. я получил задание на дипломное проектирование, но в это же время сообщили, что наш институт еще раз переименовывается из горно-индустриального в Харьковский горный институт (ХГИ).

Студентам предоставлялся выбор: остаться во вновь организованном горном институте и повторно учиться на 5 курсе или перейти в ХИСИ и продолжать работать над дипломным проектом.

Большинство студентов, приехавших из Караганды (нас называли карагандинцами), выбрали второй вариант. И я вместе с другими карагандинцами перешел в ХИСИ (куда я поступал еще летом 1942 г.).

В марте 1948 г. защитил дилломный проект и получил диплом с отличием, а в мае начал работать инженером-конструктором в проектном институте в Харькове.

В ноябре по направлению Министерства строительства угольной промышленности СССР уехал в Кузбасс на строительство угольных предприятий. В Кузбассе начал работать с конца 1948 г. на строительстве объектов шахтной поверхности в должности прораба, а через 4 месяца был переведен старшим прорабом (начальником участка), но как молодой специалист намеревался "отработать" полагавшиеся 3 года.

В это время я женился на прекрасной девушке, тоже приехавшей после окончания института и работавшей вместе со мной в строительном управлении, Битюковой ( Цай) Евдокии Дмитриевне, а в 1950 г. у нас родился первенец сын Валерий. Сейчас у нас два сына взрослых, внук и внучка, а через два года будем отмечать золотую свадьбу.

Осенью 1951 г. взяв отпуск за три года непрерывной работы, поехал в Харьков для сдачи вступительных экзаменов в аспирантуру ХИСИ.

Все вступительные экзамены сдал на отлично и радостный поехал в Кузбасс для увольнения с работы и поездки на учебу в аспирантуру.

Но из Кузбасса в аспирантуру меня не отпустили, т.к. в Кузбассе и то время было мало инженеров-строителей и незадолго перед этим вышло постановление правительства о закреплении кадров специалистов в Сибири.

Мои отчаянные усилия уехать в аспирантуру не дали результатов, не помогла даже посланная мной телеграмма в Москву, в Кремль. Пришлось пойти на компромисс.

Руководство комбината Кузбассшахтострой, в состав которого входило наше Полысаевское шахтостроительное управление, предложило мне возглавить новое Кольчугинское строительное управление по строительству крупной углеобогатительной фабрики в ближайшем городе Ленинске-Кузнецком, в качестве главного инженера, а после окончания строительства объекта обещало отпустить на учебу в аспирантуру.

На третий год, к концу строительства объекта, когда уже работала государственная приемочная комиссия, мне позвонили из комби

ната и предложили поехать повышать квалификацию в Москву, в Академию угольной промышленности СССР. Ознакомившись с положением и учебным планом этой отраслевой Академии, я дал согласие. Согласно положению об Академии после успешной учебы и окончания Академии там же можно защитить кандидатскую диссертацию.

В конце августа 1954 г. выехал в Москву в Академию, учился в группе по шахтному строительству и в июле 1956 г. защитил аттестационную работу с элементами научных исследований и получил удостоверение с отличием, а в приложении по всем дисциплинам были выставлены отличные оценки.

Всех слушателей Академии из Кузбасса, после окончания учебы, вернули на работу в Кузбасс. Я был назначен начальником отдела в комбинате Кузбассшахтострой и переехал в г. Новокузнецк.

В 1962 г. завершил свои исследования и в Московском заочном политехническом институте защитил кандидатскую диссертацию, а отраслевую Академию ликвидировали еще осенью 1956 г.

В ноябре 1962 г. по распоряжению Кемеровского совнархоза был назначен в г. Кемерове заместителем директора по научной работе научно-исследовательского института по шахтному строительству (КузНИИшахтострой). В КузНИИшахтострое возглавил несколько научных тем.

На практической работе в строительстве и на научной работе в Кузбассе проработал 19 лет.

В 1967г. при организации территориальных министерств в Москве меня пригласили заместителем начальника Технического управления Министерства строительства предприятий тяжелой индустрии СССР (Минтяжстрой СССР).

Последующие 30 лет работаю в Москве на практической, научной и преподавательской работах.

В Минтяжстрое проводил работу по повышению технического уровня строительства и осуществлял научно-методическое руководство деятельностью подчиненных Министерству научно-исследовательских институтов.

В 1973 г., обработав исследования, проведенные еще в Кузбассе, защитил докторскую диссертацию в Московском горном институте.

Через год после утверждения ученой степени доктора наук, я попросил, чтобы меня перевели на научную работу. Вскоре, в июле 1974г. назначен заместителем директора по научной работе Центрального института научной информации по строительству

(ЦИНИС) Госстроя СССР. В ЦИНИСе руководил отбором, анализом, подготовкой и изданием научно-технической информации по передовому отечественному и зарубежному опыту строительства, а также участвовал в разработке и издании 12-ти язычного Технического и Терминологического словарей по строительству.

С января 1980 г. перешел работать в научно-исследовательский институт организации и управления строительством (НИИОУС) при Московском инженерно-строительном институте (МИСИ) вначале первым заместителем, а последние 3 года - и.о. директора института. С февраля 1986 г. перешел на работу в МИСИ заведующим кафедрой Организации строительства, а с мае 1997г. - профессор кафедры. В 1988 г. мне присвоено звание "Заслуженный строитель РСФСР". Научные статьи начал публиковать с 1958 г. и в настоящее время лично и в соавторстве опубликовано 232 научные работы, в том числе 35 брошюр, книг и учебников общим объемом около 400 печ. листов и 5 авторских свидетельств на изобретения.

При моем научном руководстве подготовили и защитили 2 докторских и 20 кандидатских диссертаций.

С 1991 г. на общественных началах являюсь председателем Совета Московского научно- технического общества корейцев. Трижды (1990, 1993, 1996 гг.) выезжал в Сеул и выступал с докладами на международных конференциях корейских ученых по технике и технологии.

Нынешнее незавидно позорное социальное положение профессора высшей школы заставило меня обратиться к органам власти для признания политической реабилитации за выселение в 1937 г. из Дальнего Востока и получения льгот.

В октябре 1996 г. обратился с заявлением в УВД Приморского края (г. Владивосток) с просьбой подтвердить факт выселения, но получил ответ, что архивы не сохранились. Затем обратился с заявлением в районный народный суд Москвы. Довольно оперативно, всего в течение 5 месяцев, в феврале 1997г. получил справку о политической реабилитации и свидетельство. Реабилитирован спустя 60 лет!