Свои воспоминания я хочу начать с короткого рассказа о том, чем мы занимались до выселения. Село Буранное, где жила наша семья, стояло и, в отличие от всех остальных сел Авгинского сельсовета, стоит и сейчас в приморской полосе. Отсюда свободно выходили на судах к морю и на Волгу. Все мужское население занималось рыболовством. Село было большое, каждая семья имела лодку, жили все неплохо.

У нас был большой дом, двор, хозяйственные постройки, лошадь, две коровы, теленок. Отец круглый год рыбачил в колхозе "Вторая пятилетка". Когда началась война, он вошел в военизированный морской дивизион. Весной 1942 года я попала в число строителей железной дороги Астрахань - Кизляр. Мне было всего пятнадцать лет. Молодых девушек и ребят моего возраста было много. Все работали на земляных работах, делали насыпь полотна, позже таскали шпалы. Наша бригада работала в районе села Зензели. В августе дорогу построили, но после этого я еще оставалась до осени на разных работах.

В мае 1943 года меня отправили в Элисту на восстановительные работы. Из каждого села привлекали молодежь. Из Лагани ехали на подводах несколько дней. В Яшкуле нас предупредили, чтобы мы с дороги не сворачивали на обочину. После фашистов в степи остались мины, снаряды и было опасно. Вдоль дороги местами встречались останки погибших немецких солдат.

В Элисте нас поселили на первом этаже разрушенного Дома Советов. За неимением стекол окна занавесили марлей. Так и жили до ноября, работали на

разных объектах. Иногда ходили в кино. Кинотеатр "Родина" уже работал, вход в кинозал был со стороны, где сейчас летняя площадка. Кормили нас три раза в день украинскими галушками.

28 декабря 1943 года к нам пришли четверо военных, было еще темно. Дали на сборы пятнадцать минут. Отец заболел и несколько дней находился дома. Семья была из пяти человек: отец, Лиджиев Хальсин Очирович; мать Хальсинова Узьмя, и мои сестры - старшая Бадьма и Лиза семи лет. Смогли взять только личные вещи, а мама еще забрала с собой пиалы.

Рядом с нами жили шесть семей наших родственников - моих родных дядей. Сангаджигаряев Хогла, Монкаев Бадма-Халга и дядя Дорджи, фамилию его я не помню, были на фронте. Больше мы о них уже ничего не слышали. Из-за жестокой ссылки семьи их умерли в Сибири. Сангаджи-Гаря и Монкаев Манджи находились на рыбном промысле на Каспии. Куда они попали в Сибири, мы так и не смогли узнать. Где-то они умерли. Без них не выжили их жены с детьми: у Бодуша - трое детей, Сангаджи-Гаря - двое, а у Манджи одна дочь, все они умерли вместе с матерями. Вот такая трагедия обрушилась на наших родственников.

Нас, три семьи, погрузили в одну машину и отвезли в Зензели. Остальные четыре семьи - в другую. И больше мы друг с другом не встретились. Всех разбросали по разным местам. В Зензелях нас перегрузили в вагон, что стоял на тех рельсах, в прокладке которых сама я участвовала. Получилось так, что многие из нас для себя и своих близких мостили дорогу в Сибирь.

Примерно через две недели ночью выгрузились на, станции в городе Омске. Отца и сестру Бадьму прямо из вагона увезли в больницу. Потом мы узнали, что отец вскоре там умер. Бадьма через некоторое время выписалась и приехала к нам в деревню. Но долго она не про-

держалась, умерла. Похоронили ее под снегом в лесу.

Первоначально нас привезли в колхоз имени К. Либкнехта Сосновского сельского Совета и поселили в одну немецкую семью. Друг друга мы не понимали, мы ведь ни одного русского слова не знали. Потом переселили нас в землянку, в которой жили пять-шесть калмыцких семей. Спали все на соломе, а посреди землянки стояла небольшая немецкая печка. Ею чуть-чуть обогревались.

Председатель колхоза - одноногий инвалид войны, наверное, понимал нашу беду. И не гонял калмычек на работу на открытый мороз. Ни у кого из наших не было теплой одежды. Посылал чистить кошару, как-никак работа внутри помещения. И мы были благодарны ему. С питанием было совсем плохо. Колхоз помогать не мог. Приходилось обходиться тем, что могли выменять. Отдали последнюю свою одежду, которая могла кому приглянуться. Пошли в ход и пиалы, которые прихватила с собой мать. Обмен шел на картошку. Вся наша еда состояла из одной картофелины в день на каждого и кипятка. Через некоторое время мы перебрались в большое село Бай-Базар, где жили родственники. Но и здесь жизнь была не легче. Беды продолжали нас преследовать. Умерли жена и дочь дяди Манкаева Манджи, которого они так и не дождались с моря.

Даже в такой ситуации, как оказалось, власть нас не оставила в покое. Среди лета собрали и снова погнали в дорогу. Теперь только погрузили на пароход и повезли по Иртышу, потом по Оби. Плыли очень долго. Вдоль Оби небольшими группами выгружали людей на рыбоучастках. Наконец, 18 сентября 1944 года пароход причалил в Салехарде. Было уже холодно, дул сильный ветер, падал снег, а по воде шла шуга.

Нас отвезли в барак и заселили пять семей в одну комнату, посередине которой стояла печка. Дали на-

волочки и наматрасники, набили их соломой. Спали на топчанах, а укрыться нечем. Одеял у нас не было. Меня распределили на рыбоконсервный комбинат, на нижний выход обрабатывать рыбу - сортировка, разделка, соление. Мама болела, работать не могла. Лиза пошла в первый класс. Я получила спецодежду - белые валенки, ватные брюки, фуфайку. Самой мне всего семнадцать лет, содержать надо маму и сестренку. Они считались моими иждивенцами.

Работа была очень тяжелая. Стояло шесть чанов по шесть тонн каждый, и вокруг них вертелись всю смену. Продукты кое-какие давали по талонам. Сахару, например, на троих приходилось на месяц около двухсот пиленых кусочков. Если его продать поштучно на толкучке по рублю, получалась в деньгах выгода. И можно было купить по талонам 600 граммов хлеба на день работающему и 300 граммов - на иждивенца. А еще по 5 килограммов сушеного картофеля на месяц. Мы стали мало-помалу отходить от бесконечных трагедий. Я втянулась в работу, молодой организм выдержал трудности. Я стала одной из лучших работниц на своем участке.

Зимой, когда объемы работ на обработке уменьшались, нас посылали на заготовку льда. Рубить, транспортировать, укладывать в холодильники - работа исключительно мужская. Но выполняли ее девушки и молодые женщины. Кроме калмыков, на рыбоконсервном комбинате много было и других ссыльных: немцы, румыны, финны, молдаване. Все мы ежемесячно отмечались в комендатуре собственноручной подписью.

В 1951 году я окончила с отличием ФЗУ по специальности "мастер по обработке рыбы", получила назначение на работу по специальности. Теперь я возглавляла целый участок, ответственность большая. Слава богу, управлялась.

В марте 1953 года в возрасте 67-ми лет умерла мама, Хальсинова Узьмя Лиджиевна. После всего, что пришлось ей перенести, пережить столько потерь, она сумела все-таки выстоять и прожить до такого возраста. Осенью того же года я вышла замуж за Намруева Хазыка, и через год у нас семья пополнилась первенцем Валерием. Через полтора месяца после родов я снова пошла работать. В следующем году родился второй сын Вячеслав, а в декабре 1955 года я уволилась с рыбокомбината.

За свой труд в сибирской ссылке награждена медалью "За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны".