МЫТАРСТВА УЗНИКА

ФАШИСТСКИХ КОНЦЛАГЕРЕЙ И СОВЕТСКОГО ГУЛАГА

Я был воспитан в духе советского патриотизма, поэтому в мае 1942 г. добровольно ушел на фронт, хотя мне не исполнилось 18 лет. Принимал участие от начала до конца в Сталинградской битве, после ее завершения -в сражениях на Курско-Орловской дуге. В июле 1943 г. я, тяжело раненный, попал в плен к фашистам. До недавнего времени в угоду официальной идеологии скрывалось количество военнопленных, попавших к немцам. Сейчас уже установлено, что по приблизительным подсчетам в фашистском плену находилось около 8 млн. человек, из них 2,5 млн. погибли в концлагерях.

Невольно спрашиваешь себя: «Почему такое большое количество убитых и пленных советских людей? Что, они плохо воевали?» Нет, они воевали мужественно, показывали чудеса храбрости и героизма. Но беда в том, что в 1937 г. Красная Армия была обезглавлена, опытные командиры были репрессированы. На их место пришли теоретически не подготовленные люди, у которых отсутствовал военный навык. Они только умели громко кричать: «За Родину, за Сталина!» и напрасно рисковать жизнью солдат.

Теперь немного о себе. После излечения меня вместе с другими военнопленными пешим строем погнали вглубь тыла. Когда проходили территорию Белоруссии, мы, группа военнопленных, совершили побег, но до конца осуществить его не удалось: фашисты поймали нас, главных организаторов побега на моих глазах расстреляли, а остальных сильно истерзали, мне выбили все зубы. После этого случая нас как опасных «бунтарей» пригнали на ближайшую железнодорожную станцию. Погрузили в фургонный вагон для скота и с усиленным конвоем привезли в знаменитый концлагерь Бухенвальд, так называемую «фабрику смерти». Я здесь изо дня в день ожидал смерти, видя фашистские средства массового уничтожения людей: газовые камеры, крематории, разного рода лаборатории, где над людьми проводили медицинские опыты. Из человеческой кожи изготавливали перчатки и сумки для жен высокопоставленных лиц.

К счастью, почему-то смерть всегда обходила меня стороной. В начале 1944 г. из нашего блока отобрали 5 тыс. самостоятельно ходивших человек и привезли на окраину г. Берлина, где заставили очищать улицы от развалин, образовавшихся от бомбардировок английской авиации. А к осени того же года 500 военнопленных отвезли в Чехословакию для заготовки леса. В октябре к нам пришли два казаха и киргиз, одетые в нацистскую форму. Оказалось, что заключенных-азиатов, которых среди нас было большинство, освободили от работы и включили в состав Туркестанской восточно-мусульманской дивизии СС, формировавшейся в Чехословакии^¹. Но нам удалось тайно связаться с чехословацкими партизанами. На Рождество, воспользовавшись пьянством немецкой охраны, мы совершили побег и бла-

гополучно присоединились к чехословацкому партизанскому отряду под командованием А. Снежинского. Я, находясь в партизанском отряде, был дважды ранен и два раза награжден чехословацкими боевыми медалями.

После освобождения Чехословакии регулярными войсками Советской Армии я до самой Победы воевал в составе 8-й Ямпольской краснознаменной ордена Суворова дивизии 18-й армии 4-го Украинского фронта. За проявленную в боях храбрость был награжден боевой медалью «За отвагу». Кстати, командование два раза меня представляло к ордену, но Особый отдел дивизии вычеркивал из списка за то, что был в плену у фашистов.

В апреле 1947 г. был демобилизован из рядов Советской Армии как непригодный к строевой службе по ранению. После возвращения домой в октябре 1947 г. был арестован органами МГБ КазССР, мне предъявили обвинение как «изменнику Родины». Согласно приказу наркома обороны СССР от 16 августа 1941 г. всех, кто попал в плен, без разговора считали «изменниками Родины». Это ведь абсурд: война не бывает без пленных как с одной, так и с другой стороны.

Арестованному свою невиновность доказать было невозможно. При допросе применялись нечеловеческие, варварские «методы» средневековья, которые продолжались до тех пор, пока подследственные не соглашались с навязанными им обвинениями. Например, к заключенным широко применялись ночные изнурительные допросы без сна и отдыха, по несколько часов заставляли стоять, как чучело, без движения. Это называлось «конвейерным методом» следствия: следователи менялись через 2-3 часа, заключенный же, не выдержав физических мук, падал на пол. Следователи лили ему на голову холодную воду, но заключенный не чувствовал этого. Тогда следователи пинали его ногами, кричали: «Вставай, сволочь, развалился как в отцовской постели».

Я подвергался другому страшному методу. Меня раздели до трусов и загнали в бетонную коробку размером 0,5 x 0,5 м, залив ее холодной водой до колен. Честное слово, я до сегодня не знаю, сколько часов я стоял так. Помню только голос тюремного врача, который говорил, что не выживу. Но я не умер, мне сделали два укола, и мой организм выдержал. После таких «методов» допроса любой подследственный признавал себя «виновным» в том, чего он никогда не совершал. Не выдержал и я, подписал все протоколы, не читая их содержания, и тем самым вынес для себя тяжелый и суровый приговор — 25 лет лишения свободы и 5 лет поражения в правах.

После суда меня вместе с другими заключенными этапировали на Восток и привезли в бухту Ванино. Здесь нас, 3500 чел., затолкали в нижний трюм парохода. Везли в г. Магадан, в пути следования умерли 300 чел., не выдержав тяжелых условий, их трупы выбрасывали на съедение рыбам. Когда привезли в г. Магадан, нас ждали «покупатели» рабов. Заключенных сразу расхватали и увезли по приискам «покупателей». Наш лагерь находился на расстоянии в несколько тысяч километров от г. Магадана. Место, куда нас привезли, называлось Северное управление Озерлаг (особо закры-

тый режимный лагерь), местечко Белая гора, где морозы, говорят, доходили иногда до 70°. Я не помню мороз в 70°, но несколько дней мороз доходил до 64°. Работали летом по 10 часов, а зимой — по 8 часов. Я добывал для «любимой Родины» алмазы, золото.

Колымчане говорят: «Колыма - чудесный край, где 12 месяцев зима, а остальное - лето. Здесь закон - тайга, прокурор - медведь». В первый год зимы от 3 тыс. людей осталось только 1700 чел., то есть половина. Здесь заключенные должны были забыть свои фамилии, вместо них каждому давали номерной знак. Мой номерной знак - В2-910. Особенно морально тяжело было перенести издевательство, когда конвой, принимая заключенных для отправки на работу, говорил громко: «Я принял столько-то «изменников Родины» или же «врагов народа».

Весной 1956 г. меня, крайне истощенного, этапировали обратно на материк в г. Омск как негодного к тяжелому физическому труду. Через некоторое время в июле того же года я был досрочно освобожден из мест заключения со снятием судимости и поражения в правах. А в августе 1992 г. реабилитирован полностью.