<center><a name="52" href="#top"><b>- 52 -</b></a><div><p style="text-align: justify;">Только вчера я был «беспартийный большевик» и обязательный член всех обкомовских совещаний по с/х, желанный гость обл. газеты, а сегодня, 4/VII-37 г. «враг народа», «контрик». 2 жарких сталинградских месяца в переполненных камерах внутренней тюрьмы УГБ с ежедневными вызовами на 15-18 часов. Допрос пока милостивый: «Говори, в чем заключалась твоя вредительская деятельность вместе с Тулайковым?» — «Не было такой». — «Тогда сиди». Сидеть, правда, было тяжело, т.к. не опираться на спинку, руки на коленях, накормят селедкой, а пить не дают. Но я придумал выход. С вечера до утра, сидя против меняющихся лейтенантов, я стал сочинять авантюрно-приключенческий роман «Необычайные приключения Алаторцева и Франчески Гааль». Это меня так занимало, что время тянулось менее мучительно. Со 2/IX (после узнал, что во всех тюрьмах Союза) начался допрос III степени. Били и кулаком, и сапогом — неделю кровью мочился. Потом посадили на «конвейер» — беспрерывный допрос. После шести с половиной суток увидел себя в зеркале (кабинет убирали и временно завели в кабинет начальника, где в диване было зеркало). Испугался себя, думал, свихнусь. В камеру пришел, как в дом родной. В середине декабря перевели в одиночку. 18 января 1938-го в 12 часов ночи (примерно — часов нет) вручили обвинительное заключение. Справа: «Утверждаю — Вышинский». Пункты 58-й статьи страшные: п.1 — измена Родина, п.6 — шпионаж, п.7 — вредительство, п.8 — террор (!), п.9 — диверсия, п. 10 — контрреволюционная агитация, п. 11 — состояние в контрреволюционной группе.</p><p style="text-align: justify;">Ну, думаю, распыл. И сразу заснул, как каменный. Утром вижу, что все пункты, кроме 7 и 11, легонько зачеркнуты карандашиком. Оказывается, я все-таки не такой уж враг. В 4 часа дня 19-го вызывают на «суд» — Военной коллегии Верх. Суда СССР, т.к. оказывается, террор мне все-таки сохранили (!). Правда, не чистый, а через п. 17, т.е. не сам я террорист, а группочка такая. Вызывали из разных комнат по одиночке. «Вы подлежите Суду Воен. Колл. по ст.58, п.п. такие-то. Что можете сказать в последнем слове?» — Прошу очную ставку. — С кем? — С любым. — Зачем? Ведь Вы же признались в совершенных преступлениях? — Нет. Несмотря на то, что они (жест в сторону следователей, «суд» закрытый) меня били и мучили бессонницей, в контрреволюционных преступлениях я себя виновным не признаю. Чтобы спасти себя от увечья, я ложно показал, что написал в несуществующий с/х журнал несуществующую статью, в которой выступал против некоторых положений Лысенко и Вильямса. — «Этого достаточно, увести». Через 5 минут снова вве-</p><p style="text-align: justify;"> </p></div><a name="53" href="#top"><b>- 53 -</b></a><div><p style="text-align: justify;">ли — 10 лет исправит.-трудовых лагерей и 5 лет поражения в правах.</p><p style="text-align: justify;">Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Потом узнал, что по моему делу проходило 523 человека (начиная с первого секретаря и председателя исполкома), из которых нас осталось после «тройки» 39 мужчин и одна женщина. Ну не счастливец ли я?..</p><p style="text-align: justify;"><i>Из письма Ф.К. Лангельда к М.С. Гай-Гулиной. </i></p><p style="text-align: justify;"><i>1974 г. </i><i>AM</i><i> 266/88. Автор письма пробыл 10 лет на Колыме,</i></p><p style="text-align: justify;"><i> в 1949-54 — поселение в Красноярском крае.</i></p><p> </p></div></center>