Глава 1. Формирование личности^¹

Не умирай, пока живешь

С.С. Юдин родился в Москве, в семье богатых купцов и промышленников. По многолетней традиции старшего сына называли Сергеем, поэтому в начале 20 века одновременно жили три Сергея Сергеевича Юдина (дед, отец и сын). Брат Юрий (1896-1972 гг.) также дал медицинскую ветвь – сын. Игорь Юрьевич (известный хирург-проктолог) и внук Вадим Игоревич (сосудистый хирург).

Отец, купец первой гильдии, почетный гражданин, владел канительной фабрикой, которая существовала 100 лет и приносила хорошие доходы. Семья держала магазин военно-офицерских вещей на Никольской улице. Кроме того, отец был директором Нижних торговых рядов (нынешний ГУМ), директором «металлотянульной» фабрики и техническим директором фабрики военного обмундирования. Много разъезжал по России (умер в 1925 г.)

Мать, Екатерина Петровна Гаврилова – из замоскворецкого купечества, рано вышла замуж и всю жизнь посвятила воспитанию детей. Она получила хорошее образование, знала французский язык и литературу, разбиралась в искусстве. Отличалась оригинальностью и глубиной оценки актуальных событий. Любила повторять: «Мы не из богатых, но всю жизнь, стоя на рогожке, умели говорить с ковра».

Детей было семеро: Агния, Сергей, Петр, Глеб, Георгий (в семье звали Юрий), Наталья, Екатерина. Родители много занимались детьми, отдавали им все свободное время. Четыре мальчика столярничали, выпиливали, украшали мебель, выжигали, рисовали. Сергею поручалась самая ответственная работа. Среди детей он был лучшим художником. Поощрялось стремление к знаниям, рукоделию, музыке. Регулярно проводились коллективные чтения, занятия французским разговорным языком, посещения музеев и окрестностей Москвы. Родители привили художественный вкус и любовь к труду. Сергей учился играть на скрипке. Развил необычайную подвижность пальцев, хотя не стал музыкантом.

Учился юный Юдин в элитной 2-й Московской гимназии (директор В.М. Михайловский), расположенной в бывшем особняке графа Мусина-Пушкина. Преподавание велось на двух языках. Привлекались профессора из Московского университета. Во время каникул на даче в Царицыно при переходе в 8-й класс Сергей брал вместе с братом частные уроки у преподавателя Померанцева. Занимались по 2 часа 3 раза в неделю. Занятия заключались в обсуждении будущих и уже написанных сочинений братьев. Очень много времени приходилось отдавать обдумыванию текстов и оформлению работ. За три месяца каждый ученик написал более 30 сочинений и прослушал двойной индивидуальный разбор своего труда. В результате по первоисточникам изучили сильные стороны таланта Пушкина, Грибоедова, Тургенева, Гончарова и Шекспира. Ключевые фрагменты произведений знали наизусть.

В гимназии большинство педагогов были выдающимися личностями своего времени – новаторами, прививавшими любовь к науке, языкам, художественной литературе и искусству. Среди сверстников С.С. Юдин выделялся способностями, кругозором, отличной памятью, умением легко схватывать и понимать явления. Уже в подростковом возрасте Сергей Сергеевич научился плодотворно и упорно работать. В гимназические годы он устроил дома в чулане химическую лабораторию, где увлеченно проводил опыты, изучал рецептуру… Самостоятельно изготовил катушку Румкорфа высокого напряжения. Собрал коллекцию насекомых. Разводил фазанов, ухаживал за животными в домашнем зоопарке на даче. Досконально изучил правила охоты. Охотился в период летних каникул. Увлекался рыбной ловлей. Сам соорудил себе лодку-плоскодонку. В 16 лет стал преподавателем-репетитором сына одного из московских богачей А.Ф. Морозова. На заработанные деньги купил микроскоп для своей лаборатории. В 1912 г. Юдин нашел применение хорошему знанию французского языка – занял место гувернера четырех детей в семье помещика Смоленской губернии О.К. Майера. Все это сыграло существенную роль в развитии его преподавательских способностей.

Сергей не боялся браться за совершенно новые для него работы, готовился по-деловому к их осуществлению, расспрашивал специалистов и искал в литературе все необходимое для успешного выполнения поставленной задачи.

В 1911 г. Юдин поступил на Медицинский факультет Московского Университета. Интерес к хирургии ему привили на кафедре Р.И. Венгловского и в гинекологической клинике А.П. Губарева. Любознательный студент сразу обратил на себя внимание преподавателей. Уже в первых статьях о лечении холеры и дизентерии чувствовался будущий исследователь. Самостоятельно изучил английский язык. Однако ему не пришлось сдать государственные выпускные экзамены. Пришлось пойти на войну младшим врачом 267-го полка. Там он не только оперировал на передовой, прямо в окопах и землянках, по ночам ходил в разведку. Был контужен, получил Георгиевский крест [ Рис. 3; 23KB ].

С 1919 года в течение 4-х лет изучал костно-суставной туберкулез в клинике проф. Т.П. Краснобаева (считал его «старшим другом») и работал в небольшом земском подмосковном санатории «Захарьино», в котором находились больные с хронической патологией желудка и последствиями туберкулеза. В конце Первой Мировой войны туда направляли раненных с застарелыми эмпиемами плевры и нагноениями после огнестрельных переломов. В 1920 г. там был открыт санаторий для больных костно-суставным туберкулезом. Работой учреждения активно интересовался Н.А. Семашко. Молодой хирург был ориентирован на «доставать и добиваться». Ему многое удавалось благодаря непосредственному общению и доступности наркома здравоохранения. Семашко по началу даже не распознал в нем врача, думал – напористый хозяйственник.

Первым учителем хирургии С.С. Юдина стал главный врач А.В. Иванов, бывший народоволец, симпатизировавший большевикам, – умный, высокообразованный человек старой закалки и твердых нравственных принципов. Он поощрял у молодого специалиста

страсть к научным исследованиям. Здесь Сергей Сергеевич выполнил первую свою резекцию желудка, приобрел опыт торакопластических операций. Кроме того, профессиональные консультации по туберкулезу опорно-двигательного аппарата он получал от хирурга-ортопеда Э.К. Беляева. Уже на ХVI Всероссийском съезде хирургов Юдин доложил о 34-х случаях торакопластики по Шеде – показательный по тем временам материал. «Это был не только мой дебют на всероссийских съездах, но и первый безусловный успех», – в последующем вспоминал он.

В санатории впервые проявились организаторские способности хирурга: пришлось много ездить и доставать инструменты, аппаратуру, оборудование кабинетов и лабораторий. Юдин изобрел ортопедическое приспособление для иммобилизации и вычленения конечностей. Работал рентгенологом, рентгенотехником и столяром. Регулярно ездил в Москву для работы в библиотеке. Собирал книги, коллекционировал картины. В этот период ему удалось побывать в передовых клиниках Европы, в том числе у Зауэрбруха. Работоспособность Юдина вызывала удивление: операции, обходы, работа рентгенологом и лаборантом, ортопедия, библиотека, научная работа.

В 1922 г. С.С. Юдин переехал в Серпухов. Там он до 1928 г. работал хирургом фабричной больницы. Много оперировал под входящей в моду спинномозговой анестезией. Его операции приезжали смотреть корифеи хирургии – С.И. Спасокукоцкий, В.И. Разумовский и др. Юдин часто выступал на Московском хирургическом обществе, делал доклады на съездах в Москве, Ленинграде. Его выступлений ждали. Это было событием. Свой преподавательский талант он развивал в 1925-1927 гг. в качестве приват-доцента в клинике Н.Н. Бурденко, впоследствии академика. Придавал большое воспитательное значение «покаянным лекциям», в которых анализировал в яркой художественной форме собственные ошибки. Читая курс по хирургическому обезболиванию, молодой преподаватель сразу выделился тем, что мог увлекательно показать тему во всем ее жизненном многообразии. За первую монографию о спинномозговой анестезии (1925) Юдин удостоен премии им. Ф.А. Рейна. Полученные деньги использовал для поездки на полгода в США. В Рочестере он закупил на собственные средства некоторые приспособления, аппараты и инструменты, довез до Себежа, где все было навсегда отнято на таможне.

Его путевые заметки читаются с интересом и в наше время. Еще тогда его поразил рациональный, деловой подход не только к работе, но и к личной жизни сотрудников. Отличная организация, масштаб и темп, обилие технических приспособлений, вспомогательный персонал клиник – все потрясало воображение. Но главное – общение практически со всеми выдающимися американскими хирургами. Яркое описание этих встреч, интересные детали, доступные только глазу талантливого специалиста, обеспечили хороший заряд для творчества отечественным хирургам, серьезно повлияли на развитие отечественной медицины в целом. Полугодовая стажировка и осмысливание специфики российских условий работы сыграла существенную роль в последующей эффективной перестройке учреждений, в которых пришлось работать, а также в успешной разработке и внедрении новых технологий среди военных хирургов во время Великой Отечественной войны.

В 1928 г. умер главный хирург Института скорой помощи им Н.В. Склифосовского В.А. Красинцев. Нарком Н.А. Семашко по рекомендации А.Х Бабасинова пригласил перспективного специалиста занять освободившееся место. Тогда «институт» был преимущественно нехирургическим и базировался на 96 разнопрофильных койках. Началась энергичная организационная работа. Сергей Сергеевич не копировал американский опыт. Во всех новациях он шел собственным, оригинальным путем. Учреждение за год превратилось во Всесоюзный центр по изучению острых заболеваний и травм и неотложной хирургической помощи. Оно стало «хирургической Меккой» страны. Сегодняшняя марка «Склифа», все положительные традиции – в значительной мере заслуга С.С. Юдина.

Первые годы ему пришлось сотрудничать с новым директором института, большевиком с 1903 г. П.Н. Обросовым, талантливым хирургом, воспитанником казанской школы, соавтором одного из первых учебников «Частная хирургия». Оба руководителя отличались крутым характером, не терпели друг друга. Директор требовал творческой отдачи от сотрудников, но не мог заниматься наукой сам. Убежденный старый большевик и революционер профессор П.Н. Обросов в 1931 г. был объявлен «врагом народа», 27 августа 1937 г. арестован, а затем 15 марта 1938 г., на основании приговора Военной коллегии Верховного Суда СССР, расстрелян.

Практическая и научная работа под руководством С.С. Юдина всегда отличалась высокой интенсивностью. В Институте им. Н.В. Склифосовского он уже в 8 часов утра осматривал тяжелых больных, затем оперировал, затем читал лекции. После обеда спал один час, потом занимался научной работой до трёх часов ночи. Вечером прерывался для повторного осмотра больных. Такая работа на износ не могла не сказаться на его здоровье. Друзья предупреждали: «не жги свечу с двух концов!». Первый инфаркт он перенес в возрасте 51 года. Но даже в постели продолжал работать. С.С. Юдин не терпел праздности. Очень часто что-то сосредоточено записывал. Угловатые плечи и сильные руки обычно находились в движении. Всегда он был полон неистощимой энергии. Постоянно и бесконечно в его голове рождались оригинальные мысли. В годы Отечественной войны связи с хирургами Америки стали более тесными. Его неоднократно приглашали передать свой опыт. Но больше за границей ему не удалось побывать.

В бурный водоворот деятельности он активно вовлекал окружающих. Практически все российские хирурги 40-50 гг. считали себя его учениками и стремились копировать его образ жизни. Непродолжительный отдых он всегда посвящал литературе, искусству, музыке, был страстным охотником. Юдин часто напевал один в кабинете. Особенно любил шестую симфонию Чайковского. Каждый такт переживал и представлял инструментовку. По вечерам его часто можно было встретить на спектаклях оперного и драматического театров, нередко в сопровождении любимой операционной сестры М.П. Голиковой. Охота его увлекала с детства. С 1937 по 1941 гг. регулярно проводил выходные дни на охоте в Завидово, Переславле-Залесском, Оршанском и других живописных районах Подмосковья.

Рабочий кабинет Юдина со старинной мебелью из красного дерева в стиле жакоб помещался на 2-м этаже операционного корпуса (правого). В левом (дирекция с памятной доской) жил сам академик (традиционный дом лекаря со времен графа Шереметьева). Изящные стулья и кресла из гарнитура бывшего владельца усадьбы были обиты темно-зеленым шелком. На этажерке – бюсты работы Мухиной и Оленина. По воспоминаниям очевидцев на массивном рабочем столе раньше стояла статуэтка бога торговли и врачевания Меркурия. Рабочее место было всегда заставлено книгами, журналами, бумагами.

В свободную минуту Сергей Сергеевич любил заводить патефон. У него была богатая по тем временам фонотека. Слушал классическую музыку. Раскрыв партитуру, он любил следить по нотам за особенностями инструментовки и трактовки партий в опере или симфонии. Слева от входной двери стоял маленький столик, на котором всегда лежали партитуры. Поражала, расположенная на правой стене галерея выдающихся хирургов мира, покойных и здравствующих. Ее называли в шутку иконостасом – лики святых от хирургии. Почти каждый лик имел автограф или дарственную надпись. Похожую галерею портретов он видел в Мичиганском университете во время командировки в Америку. Хотел создать такую же под куполом Странноприимного дома. Привлекал к созданию мемориала известных художников. Кукрыниксы по его заказу написали портрет Т. Кохера. В благодарность Юдин подарил им работу Нико Пиросманишвили. Хирург был обладателем одной из богатейших коллекций этого художника с мировым именем.

Юдин особо почитал портреты В.Ф. Снегирева, А.П. Губарева, С.П. Федорова, А. Черни, Ц. Ру, И.И. Грекова, братьев Мэйо. Шкафы были заполнены книгами в дорогих кожаных переплетах. Небольшая часть библиотеки С.С. Юдина сейчас находится в Центральном музее медицины АМН СССР (в заколоченных ящиках). Сергей Сергеевич – автор идеи создания единого музея истории медицины. Фактически такой музей он начал создавать у себя в кабинете. Сохранение памяти великих хирургов, вопреки большевистской забывчивости новых «авторитетов», – тенденция, возрожденная именно Юдиным. Академик отличался подчеркнутой доступностью: каждый мог прийти в кабинет. Для каждого он находил время для общения. Часто дарил свои работы с автографом. На письма коллег отвечал лично. Современники удивлялись, как в одном человеке умещалось столько сил, энергии, талантов и работоспособности. Его можно было встретить у постели больного в любое время суток. Юдин считал, что подготовка пациента и особый психологический настрой обеспечивают успех хирургического лечения.

Операция у него проходила как отлично отрепетированный спектакль, в котором каждому помощнику отведена особая роль. Все этапы были предельно четкими. Коллектив операционной напоминал единый многорукий организм. Сергей Сергеевич имел свою «стойку» за операционным столом, свою манеру манипулировать инструментами. Стиль выполнения операции, ни в коей мере не был похож на других, даже маститых зарубежных коллег. После выхода из операционной он любил спрашивать гостей: «Ну, как вам понравился наш ансамбль!». Его операции были доведены до высокой степени искусства. Сергей Сергеевич обладал качествами профессиональных фокусников и жонглеров, демонстрируя виртуозное умение шить и завязывать узлы на большой глубине раны вслепую. Недаром художники М.В. Нестеров, П.Д. Корин, А.М. Герасимов, А.И. Лактионов, очарованные чудодейственными, гипнотическими действиями рук Юдина, акцентировали их как основной элемент в своих картинах. Для отражения профессиональной символики на картине достаточно было изобразить его характерные пальцы.

«Даровитый хирург, похожий на С.В. Рахманинова» – писал М.В. Нестеров, очень дороживший своей «моделью». В 1935 г. почти законченный портрет хирурга (теперь он в Третьяковской галерее) художник закрывал на ключ в мастерской (не хотел показывать). Сергей Сергеевич сумел пробраться к закрытому на ключ мольберту без разрешения и сфотографировал почти готовую работу. Глубокое и серьезное отношение к жизни сочеталось у него с мальчишеским озорством. На портрете – не просто незаурядный и талантливый человек, а феномен. Человек с большой буквы. Нестеров писал в профиль, когда чувствовал, что фронтальная проекция обедняет модель. «Юдинский нервный закид головы» подчеркивает необыкновенно подвижное лицо и тонкие эмоции. Не все знают, что Нестеров изобразил хирурга читающим лекцию, аудиторию должен домыслить зритель. Профиль иногда позволяет отобразить весь комплекс тончайших чувств. Даже фотография это подтверждает.

По воспоминаниям известного анатома и хирурга В.В. Кованова Сергей Сергеевич на первый взгляд многим казался несколько манерным. Отличительной чертой его была крайняя подвижность. Даже за рабочим столом. Живое лицо с резкими неправильными чертами. Каждая складка жила своей собственной жизнью. Голова и шея не уставали двигаться. Обращали на себя внимание жестикулирующие руки. Нервность производила впечатление рисовки. По воспоминаниям его ученика Шалимова, этот худощавый, сутулый человек покорял широтой клинического мышления, филигранностью, виртуозностью оперативной техники. Руки во время операции не делали ни одного лишнего движения. И на молодых и на опытных врачей он неизменно производил глубокое впечатление. В любое время Юдин мог появиться в палате, операционной, подключиться к операции. Всегда не задумываясь бросался на помощь в нужный момент.

Отношение к алкоголю у него было сдержанное. С.С. Юдин не пил больше двух бокалов вина. Нетерпимо относился к пьяным. Курил очень много: только «Тройку» с мундштуком или трубку. Тогда это было модно. Верил, что если в мундштук вставлять вату – опасность курения снижается (к сожалению, практика этого не подтвердила). После первого инфаркта нашел в себе силы отказаться от курения.

Горячился Сергей Сергеевич часто, говорил всегда громко, в раздражении топал ногами. В экстремальных ситуациях был резок и непримирим. Любимое его ругательство: «Что стоишь, как статуй!». Во время операции недовольство проявлял только ворчанием. При существенных оплошностях ассистента прекращал оперировать и смотрел долгим взглядом светло-серых глаз на виновника в упор, как удав, способный загипнотизировать. В угрожающих жизни больного обстоятельствах терял сдержанность. Один раз даже ударил анестезистку, которая отвлеклась и вовремя не заметила коллапс в решающий момент операции у больного. Правда, в последующем очень об этом жалел, извинился перед ней публично, впрочем, после того, как она пожаловалась в местком. Людей осуждал прямолинейно и жестоко. Его бессердечная славянская принципиальность проявлялась даже в семье.

Зимой 1943 г. вернулся с фронта его сын Сергей. Академик считал, что тот уклонился от службы, воспользовавшись его именем: «...теперь сына у меня нет!». Подобно Тарасу Бульбе он фактически перестал признавать сына. Тот мог приходить в родительский дом к матери только в отсутствие отца. В клинике он был тираном, но боготворил операционную сестру М.П. Голикову. Когда провинившийся ссылался на нее – не ругал. Этим пользовалась молодежь и всегда ссылалась на «рекомендации Марины Петровны». Сергей Сергеевич оперировал много, практически каждый день, нередко и ночью. Операция – его жизнь, его стихия. Работал не торопясь, каждая манипуляция была отработана до автоматизма, поэтому даже большие по объему, реконструктивные операции длились недолго. За рабочий день он выполнял 4-5 сложных хирургических вмешательств. Несмотря на усталость, после операции всегда осматривал больных. Кроме того, в правилах повседневной работы у него были обязательные утренний и вечерний обходы.

Юдин не мыслил хирургическую деятельность без постоянной научно-исследовательской работы: «Хирургическое творчество непременно складывается из двух различных элементов: рукодействия и научного мышления. Одно без другого окажется бесплодным. Значительная доля успехов нашей медицины и хирургии обусловлена именно тем, что жизнь наших больничных учреждений насквозь пропитана задачами научно-исследовательской работы, а деятельность всех научных институтов сосредоточена на базах городских больниц».

Правильному изложению мысли, грамотности письма Юдин придавал большое значение. Каждому желающему работать у него хирургу устраивал экзамен. Отбор кадров считал основой организации научной и практической работы в хирургических учреждениях. Беспредельная отдача любимому делу, бескорыстие и энтузиазм, необыкновенная сила духа – характерные черты русской интеллигенции. Сергей Сергеевич всегда делился знаниями со своими сотрудниками. Степень доктора медицинских наук ему присвоили по совокупности работ в феврале 1935 г. без защиты на Ученом Совете – gonoris causa. В те времена это случалось еще довольно часто. Только после войны ему удалось обобщить и представить на заседании хирургического общества г. Москвы громадный по тем временам опыт 1100 резекций желудка, самый большой клинический материал в стране. Из 10839 больных язвенной болезнью желудка и двенадцатиперстной кишки он оперировал 8088 с хорошим результатом. По тем временам это был большой шаг вперед. Его капитальную монографию «Этюды желудочной хирургии» удалось опубликовать только после его смерти – в 1955 г. Она стала настольной книгой всех врачей последующих трех десятилетий.

Академика Юдина можно по праву считать родоначальником клинической трансплантологии. В сентябре 1928 г. на съезде хирургов в Днепропетровске Сергей Сергеевич познакомился с экспериментами пионера гемотрансфузий В.Н. Шамова (Харьков) по оживлению животных. Возможность сохранения трупов собак-доноров 8-10 часов на леднике его привлекла сразу. В клинике переливание трупной крови тормозилось запретом аутопсии до 24 часов после смерти, устаревшими судебно-медицинскими установками, мифом о «трупных ядах» и требованиями к проведению реакции Вассермана, для которой требуются сутки. Для первого опыта использовали реципиента-самоубийцу (Юдин считал тогда, что меньше моральная ответственность – человек искал смерти).

Пришлось ждать удобного случая 18 месяцев. Первая трансплантационная врачебная бригада в составе С.С. Юдина, В.А. Головинчица и Р.Г. Сакаяна 23 марта 1930 г. перелили умирающему инженеру два стакана крови из брюшных вен трупа. Получили поразительный эффект (возможно, и преувеличенный увлеченными новаторами). Не удалось избежать конфликта с судебными медиками, а также резкого осуждения клиницистов, упрекавших хирургов в нарушении законов этики и предписаний органов здравоохранения. Профессору Юдину пришлось употребить весь свой авторитет и харизму для убеждения общественности. При этом он апеллировал к будущей войне (sic!): ведь предлагался эффективный ресурс для восстановления боеспособных солдат.

Трактовки исторических событий отличались оригинальностью. Его мнения часто не совпадали с «общественными установками». О многих уважаемых фигурах из его уст можно было выслушать нелицеприятную отрицательную характеристику. С.С. Юдин был уверен, что Пушкина можно было бы спасти, если бы это случилось в 1950-е годы. Заметим кстати, что самого Юдина можно было бы спасти, если бы инфаркт у него случился в наши (да и в те?) дни. Просто некому и незачем было это делать.

О Б.В. Петровском со скрытой иронией говорил: «Это талантливый администратор и организатор – хирург будущего». Уже тогда он предчувствовал, что появится новый класс научных руководителей, которые сами не пишут научных трудов и не нуждаются в личных архивах. Они берут «на прокорм» послушных вассалов, которые и двигают науку. Партийные организаторы-академики появились уже тогда и пышным цветом разрослись сегодня. Общество уже не нуждалось в чрезмерно квалифицированных поливалентных хирургах. Они оставались невостребованными. Место в иерархии очень дорого. Кто будет растить конкурента? Особенно ясно он осознавал это перед смертью. С другой стороны, Юдин не мог не замечать тенденцию к структуризации хирургии, выделению узкопрофильных направлений, с чем часто не соглашался.

Даже в послевоенные годы считал, что специализация в узкой области обедняет духовно, а сама хирургия утрачивает привлекательный ореол романтики. Он был убежденным сторонником «поливалентной хирургии». Ратовал за «единую и неделимую хирургию», за единоначалие. Вместе с тем, академик прекрасно понимал, что выделения специфических направлений избежать нельзя. Писал, что новые специальности всегда выделялись и обособлялись на деловых, разумных основаниях: либо по системам органов, либо по потребности специальных навыков в диагностике и лечении. Любил повторять слова Ч. Мэйо: «Специалист – это врач, который познает все больше и больше во все меньшем и меньшем». Протестовал он против анархии и зарождавшейся тогда клановости узких специалистов.

В основе его успешной деятельности – постоянный и самоотверженный труд и приверженность идеям гуманизма. Он не принадлежал какой-либо определенной хирургической школе, не писал диссертаций. Хорошее знание иностранных языков (английский, немецкий, французский) открывало простор для познания и общения. Он писал: «Одной узкопрактической цеховой мудростью не отыщешь новых путей к истине и прогрессу. Для этого нужны широкие взгляды и обширные знания смежных областей и специальностей». Готовил к публикации монографию «Этюды желудочной хирургии», пробивал идею реставрации интерьеров Странноприимного дома. Особый восторг вызывала

фреска – шедевр Доменико Скотти ХVIII в. в куполе главного здания этого архитектурного ансамбля. Роспись сохранилась идеально под штукатуркой. Сергей Сергеевич сам участвовал в восстановительных работах. Особая его заслуга – портреты и бюсты знаменитых хирургов. Можно сказать, он одним из первых подал пример почтительного отношения к праотцам любимой специальности. Скульптура и живопись до недавнего времени хранились в Музее медицины, пока не наступил разгром и развал. Но это уже другая история.

Сергей Сергеевич очень любил разговаривать с иностранцами. Переводчик ему не был нужен. В 1943 г. много беседовал с послом Гариманом во время посещения иностранной делегации института Склифосовского, превращенного в огромный госпиталь. Был убежденным атеистом, но был крещен и посещал богослужения в Елоховской церкви. В храме крестился. Несмотря на соблазны, всегда был беспартийным. Удивительно, как он мог подниматься по служебной лестнице с его отношением к «совдепии», как он называл темные стороны СССР. Главный хирург Красной Армии академик, генерал-полковник Н.Н. Бурденко всегда завидовал интеллигентности, знанию иностранных языков и изумительной хирургической технике С.С. Юдина. Беспартийному хирургу приходилось довольствоваться званием полковника, в то время как менее значимые медики давно имели генеральские звания.

Юдин любил консультировать и лечить выдающихся людей, иностранцев, военачальников. Он оперировал А.И. Микояна, французского посла. Несмотря на беспартийный статус, ему доверяли самые ответственные консультации и операции. Оперировал онколога А.И. Савицкого и многих других коллег. За ним обычно присылали машину. Один раз приехал с консультации очень быстро: «Мерзавцы, они захотели, чтобы я консультировал, а может быть и оперировал немецкого генерала Паулюса, и только в машине об этом сообщили! Я категорически сказал, что не буду этого делать, обойдутся и без меня. Мое время слишком дорого, у меня полно русских раненых…». Потребовал остановить машину, пригрозил выпрыгнуть на ходу. Эмоциональность и детская непосредственность Дон-Кихота сослужили ему плохую службу.

Глава 2. Арест

Propter vitam vivendi perdere causam

Независимая точка зрения и критическое отношение к партийным авторитетам раздражало убежденных коммунистов и компетентные органы. Наступили новые времена, в которые уже нельзя было помыкать идеологизацией повседневной жизни. Проезжая мимо здания НКВД на Лубянке, Сергей Сергеевич каждый раз твердил: «Пронеси, Господи!». Возможно, он предчувствовал арест. И не без оснований. Академик попал в очередную чистку руководящих кадров. Начали с обработки окружения Юдина. Многих сотрудников вызывали на Лубянку для беседы. Откровенно собирали компромат. В квартире С.С. Юдина были вмонтированы подслушивающие устройства.

Страшное впечатление производят 5 томов допросов С.С. Юдина и лиц, привлеченных к делу. Академик был арестован 23 декабря 1948 г. и обвинен по статьям 58-1 «б» и 58-10, часть 2 УК РСФСР как враг Советского государства, снабжавший английскую разведку шпионскими сведениями о нашей стране. В документах Юдин числился «арестованным № 7», в целях секретности.

После ареста имя С.С. Юдина исчезло со страниц учебников, монографий, были «заморожены» публикации в журналах и сборниках. Библиотеки выполняли секретное указание по уничтожению книг с его именем. Самый популярный хирург с мировой известностью в полном объеме вкусил и славу, и официальное забвение. От него отвернулись все… Нам трудно осуждать окружающих. Время было жестокое, особенно для вымирающей интеллигенции. Между тем, сотрудники ГПУ организовали собрание, на котором требовали признаться «учеников врага народа». Только проф. Б.С. Розанов признал себя учеником, но и он в последующем вынужден был вести себя очень осторожно, чтобы избежать ареста.

При обыске у С.С. Юдина изъяли письма английского посла, листовку партии кадетов, манифест к Всероссийскому крестьянству ЦК эсеров, статью опального Радека. Следствие проводил полковник Комаров, заместитель начальника следственной части по особо важным делам. По приказу Абакумова (заместитель Берии) полковник при первом допросе сильно избил Сергея Сергеевича, выбил ему зубы, заставил раздеться донага, лечь на пол и угрожал побить резиновой палкой. Допрос продолжался по так называемой конвейерной системе в течение девяти суток (следователи менялись, не давая заснуть арестанту).

Ключевую отрицательную роль сыграла арестованная одновременно с ним операционная сестра. Марина Петровна Голикова пришла в НИИ Склифосовского в 1932 г. Умела поставить себя, волевая, требовательная к себе и другим. Юдин говорил про нее: «Святая женщина!». Она всегда была готова к риску, занималась альпинизмом, любила езду на мотоцикле (однажды упала, долго лечила перелом). Обычно она готовила почту Юдина, отвечала на некоторые письма, печатала на машинке, фотографировала, подбирала иллюстрации, грамотно писала и редактировала. Систематизировала данные, вела архив. Марину арестовали 23 декабря 1948 г. При аресте у нее изъяли труды Бухарина, Мережковского, Пшебышевского, Данте, Ницше. В течение года никто ничего не знал ни о Юдине, ни о Марине.

В Бутырках министр МГБ Абакумов и следователь полковник Комаров требовали от Голиковой показаний о преступной деятельности «бывшего профессора Юдина», угрожали «пороть резиновыми палками, посадить в тюрьму дочь и мужа-жида…». Убеждали, что Юдин во всех преступлениях давно признался… «Знаем, как он оперировал: выпускал кишки». Протокол садистского допроса был полностью сочинен следователем Ивановым. Операционную сестру вынудили признать факт антисоветских разговоров с академиком И.В. Давыдовским, подписать другие «обличающие» показания. Она рассчитывала, что мучители «разберутся и поймут нелепость и страшный бред протоколов». Марину Петровну отправили в Карагандинскую область. Год и 10 месяцев просидела она в лагере. В последующем М.П. Голикова не находила себе оправдания в том, что не выдержала испытаний и оговорила академика ради единственной дочери. Только в июне 1952 г. она направила Генеральному прокурору СССР опровержение в виде пространной жалобы. В апреле 1953 г. Марину Петровну освободили по амнистии. Официально дело «за отсутствием состава преступления» было прекращено в 1957 г.

Тем временем, долгие допросы академика сопровождались пытками и моральным унижением. Удары по лицу Сергей Сергеевич переносил сравнительно легко, гораздо хуже было, когда зажимали щипцами ресницы и сворачивали веки в трубочку. Боль была нестерпимой. Заключенного изощренно «обрабатывали», не давая отдыха. Физическое воздействие сочетали с психологическим. Угрожали семье «до седьмого колена», грозили сдать любимую внучку Галю в детский дом. В результате избиений и запугиваний и Юдин тоже подписал предъявленные ему обвинения. Через 3 года он об этом написал в заявлении на имя Сталина. После псевдопризнаний содержание заключенного улучшилось. Его передали следователю Иванову, который не избивал подследственного и был значительно либеральнее. В последующем его перевели в Лефортово. Там на «листках туалетной бумаги» Сергей Сергеевич создал рукопись о знаменитом терапевте Захарьине и о других выдающихся врачах (начало этих заметок опубликовано в еженедельнике «Медицина для Вас» № 22 (122) 1997 г.).

В тюрьме на Лубянке, а затем в Лефортово Юдин перенес несколько тяжелых приступов стенокардии. Весной 1949 г. в течение 3-х месяцев он резко ограничивал себя в приеме пищи. Не ужинал, в обед ел очень мало. Периодически в течение 2-3 дней не принимал пищу, пил только сладкий чай. На обрывках газет обломками карандашей, полученных в результате длительной голодовки, Сергей Сергеевич написал замечательную книгу «Размышления хирурга», в которой необычайно ярко раскрылся талант писателя. Взлет мысли и меткость жизненного наблюдения. Поиск решений в сложных вопросах творчества. Однако голодовка не прошла бесследно. Заключенный крайне исхудал и ослаб. В связи с головокружениями приходилось отказываться от прогулки. Из-за крайней слабости на прогулочном дворе академик ходил «по стенке».

Тем не менее, в тюрьме Юдин продолжал разрабатывать проблему переливания трупной крови. Во внутренней тюрьме он склеивал жеваным хлебом куски «курительной бумаги» в размер машинописного листа. Эту монографию, написанную по памяти, он назвал «Двадцатилетний опыт заготовки, хранения и трансфузии посмертной крови».

Есть еще одна деталь. В пухлом «деле» не осталось упоминаний о том, что Юдину вменялась в вину связь с некоторыми крупными военачальниками (маршалами Вороновым, Коневым, Толбухиным и др.), с которыми у него были дружеские отношения. Все они были пациентами проф. Юдина. Особенно высоко ценил он Г.К. Жукова, с которым познакомился в 1944 г. на фронте. Он считал его военным гением России и приравнивал к А.В. Суворову. Арестовать Жукова Сталин не осмелился, но на маршала готовились компрометирующие материалы. Юдина пытались заставить дать необходимые признания, но получить их от хирурга не удалось. Об этом академик поведал в узком кругу семьи после возвращения в Москву.

Одним из самых «тяжких обвинений» была связь с иностранцами. Он консультировал, а иногда и оперировал видных иностранцев. Высокая эрудиция, знание литературы, поэзии, живописи, языков, влекло к нему образованных людей как к интересному собеседнику.

Побои в застенках МГБ заставили Юдина признаться в том, что он, будучи убежденным кадетом, враждебно относился к Советской власти. Ему вменялось, что в 1936 г. он установил преступную связь с английским разведчиком, бывшим московским корреспондентом газеты «Дейли телеграф энд морнинг пост» Чолертоном. Сергей Сергеевич показал, что в ноябре 1942 г. этот иностранец связал его с бывшим английским послом в Москве Керром. Кроме того, во время войны Юдин познакомился с главным хирургом британского флота адмиралом Гордоном Тейлором и главным хирургом американской армии полковником Катлером. Академик общался с послом США Аверелом Гарриманом, женой Черчилля и другими видными людьми.

Необычным оказалось для запуганных властью россиян письмо Юдина Уинстону Черчиллю с поздравлением с Рождеством и Новым Годом. На это письмо был получен ответ от британского премьер-министра с благодарностью за поздравление и сообщением об избрании Юдина членом английского Королевского общества хирургов.

Особенно раздражающим и выходящим за рамки поведения советского человека воспринято обращение Сергея Сергеевича к английскому послу Керру с просьбой связаться с В.С. Молотовым для ускоренного продвижения проекта Юдина по давно назревшей реконструкции Института Склифосовского. Академик готовил архитектурный ансамбль, предусматривающий вертолетные площадки на крыше нового здания, которое гармонировало со стилем Странноприимного дома. Этого советскому человеку власти простить не могли. Это ведь измена Родине и шпионаж!

Выписка из протокола № 12 Особого Совещания при министре ГБ СССР от 13.03.52 г.: «За преступную связь с иностранцами и антисоветскую агитацию – сослать в Новосибирскую область сроком на 10 лет, считая срок с 23 декабря 1948 г….». Юдин провел в московских тюрьмах три года и три месяца. Суда не было. Отправляя его в ссылку, в МГБ взяли расписку: он будет молчать обо всем, что происходило после ареста. Он твердо выполнял обещание. Тюрьма подорвала здоровье ученого, но не сломила его волю.

Поездка в ссылку была обставлена необычно. В купе мягкого вагона с ним ехали его жена и сопровождающий офицер. 16.03.52 Юдиных доставили в Бердск (60 км от Новосибирска) и разместили в доме № 62 по ул. Советской, в 100 метрах от берега Оби. Сразу перевели 100 тыс. рублей – Сталинскую премию, присвоенную в 1948 г. во второй раз. Хирургу сохранили награды и звание академика. Финансовая поддержка помогла восстановить здоровье. За время пребывания в тюрьме он похудел и скучал по операционной. На «отдыхе» Сергей Сергеевич с жадностью принялся читать хирургические журналы за три последних года. Изучал периодические издания по 12-14 часов в сутки. Книги привозила жена из Новосибирской медицинской библиотеки. Юдин писал родным: «надеюсь, что еще успею выбраться опять на вершину и наверстать упущенное».

Вначале заниматься хирургией, а тем более перебраться в Новосибирск ссыльному врачу не позволяли. Однако, ведущий хирург Бердска Г.П. Бадьин «узнал» академика, читавшего лекции на курсах полевых хирургов в первые месяцы войны, и «разрешил» Юдину оперировать. 19 апреля 1952 г. академик в первый раз подошел к операционному столу в областной больнице сибирского города. Заведующий онкологическим отделением молодой хирург Юрий Иванович Юдаев проявил участие и заинтересованность в судьбе ссыльного: Сергей Сергеевич стал штатным сотрудником, но для этого ему пришлось «переквалифицироваться» в онкологи.

Однако местным властям все же пришлось разрешить Юдиным переехать в областной центр. «Приглашение» пришло из обкома партии. Оно последовало после обращения в «Кремлевку» второго секретаря с просьбой госпитализировать жену для хирургического лечения. Ответ из Кремлевской больницы из уст консультанта проф. Д.А. Арапова был неожиданным: «Зачем? Лучшие в стране хирургические руки – у вас, в Бердске». 19.04.52 г. состоялся первый операционный день в областной клинической больнице г. Новосибирска. Успешно выполнены сразу две операции: резекция желудка и иссечение варикозных вен нижней конечности.

Руководство новосибирского мединститута, опасаясь за свою карьеру, побаивалось растущей популярности академика. Поэтому всеми силами старалось не допускать его общения со студентами. Ректор Г.Д. Залесский не решился встретиться с опальным ученым, дважды ожидавшим его в приемной. Выход из замкнутого круга следовало искать в Москве.

Из множества знакомых ученых и хирургов, участие и интерес к судьбе Юдина проявил академик П.Я. Страдынь, главный онколог Латвии, создатель лучшего в стране музея истории медицины. Паул Янович посвятил отпуск поездке в Сибирь. Он встречался с Юдиным, провел рядом с ним несколько недель, бывал на его операциях. Осенью 1952 г., думая о собственном будущем, Сергей Сергеевич написал сестре из Новосибирска: «Положить остаток дней своих для культурного развития этого края – тоже соблазнительная и весьма почетная задача. Жена тоже весьма склонна и мысленно настраивается на окончательное поселение в Сибири, поскольку теперь мы вместе, неразлучны, а с пользой дожить свой век везде можно…».

В условиях провинциальной больницы новый сотрудник быстро организовал условия для спинномозговой анестезии и внедрил ее в широкую практику. Жил в Бердске, оперировал в Новосибирске. После первых хирургических успехов встал вопрос о переезде в областную столицу. В июне его официально утвердили консультантом. Таким образом, лето 1952 г. стало школой мастерства для молодых врачей. К нему на операции приходили учиться или просто полюбоваться совершенной хирургической техникой даже опытные специалисты. Ассистировал ему В.С. Шапкин, затем Г.Н. Кузнецова. После получения разрешения Юдин разместился в комнате у одного из коллег. Уже в августе 1952 г. у него было 8 операционных дней в месяц.

Но главной его заботой стало налаживание научной работы в практическом лечебном учреждении. В тюремных камерах он продумал ряд тем научной работы. Однако в скудных условиях провинции, сделать это было очень сложно, да и попытки наладить дело, встречали явное сопротивление руководителей. Академику все-таки удалось мобилизовать студентов. Изучение желудочной секреции в клинических условиях после пластических операций на желудочно-кишечном тракте не требовало сложного оборудования. Не исключено, что был и стратегический прицел на внедрение в практику навязываемой тогда нейротрофической теории «Быкова-Курцина». Возможно, была надежда на реабилитацию под покровительством «придворного» академика.

Успехи ссыльного хирурга не всем понравились. Особенно раздражала дружба со студентами, еще «не обладавшими острым политическим чутьем». Новый главный врач онкологического диспансера В.Г. Фукс пытался умерить активность Юдина. Поток больных старались искусственно сократить до минимума. Заведующие кафедрами медицинского института не пускали к нему студентов. Но всегда после ежедневного вечернего обхода кто-нибудь сопровождал его домой из клиники. Особенно часто это делали студенты Ю. Наточин и З. Андросова. Широкий кругозор и необычная эрудиция привлекали к академику талантливых и энергичных людей. Почти все свободное время жена печатала на машинке его труды. Местный фотограф помогал готовить иллюстрации. Супруги улучшили жилищные условия и 10 месяцев снимали 12-метровую комнатку в семье Е.С. Кролевец. Ежемесячно приходилось отмечаться в местном отделе МГБ.

В 1952 г. Юдину в порядке исключения разрешили выезд в Москву (полулегально, с сопровождением). Он присутствовал на похоронах своего друга, известного хирурга А.Д. Очкина. Дружил с ним с детских лет (с 1902 по 1905 г.). Они вместе учились во 2-й гимназии в Москве. Очкин был женат на сестре К.С. Станиславского. Сам Очкин служил врачом у белых, в кавалерии Мамонтова. На кладбище С.С. Юдин приехал один, стоял в стороне, в старенькой солдатской шинели, небритый и похудевший, безутешно плакал. Никто из участников похорон к нему не подошел. Пользуясь случаем, ссыльный хирург отвез свою научную работу на суд именитой столичной общественности. Рукопись попала в ЦК КПСС. Хирург надеялся, что успех заинтересует чиновников, и это поможет пересмотреть его дело. Он посвятил работу готовившемуся ХIХ съезду партии. Странно, что при всем неприятии коммунистической идеологии, Сергей Сергеевич в спорах оправдывал Сталина, охотно верил, что «великий вождь и учитель», презиравший врачей, «знает о нем и даже собственноручно вписал его имя в число соавторов» популярного тогда «Опыта советской медицины в Великой Отечественной войне».

К несчастью, 13 января 1953 г. вышла хроника ТАСС «Об аресте группы врачей-вредителей». Это было очередным ударом судьбы. Все планы ученого сразу нарушились. В онкологическом диспансере провели собрание «О бдительности». Научная работа Юдина была еще более ограничена, ему оставили только один операционный день. Но и в крайне ограниченное время академик исхитрялся выполнять 6 сложных операций на желудке.

Годы тюрьмы, работа в сибирской ссылке скудно освещены в литературе. В 1993 г. опубликованы два письма Юдина к скульптору М.П. Оленину, написавшему несколько портретов Сергей Сергеевича (машинопись на бланках НИИ скорой помощи им. Склифосовского, – подписаны автором). 22.05.53 «…такое отношение к себе я встретил далеко не ото всех своих прежних друзей и товарищей. Кроме Вас нашлось еще несколько лиц из числа многих бывших учеников и ассистентов, проявивших вполне искреннее сочувствие к тем бедам, кои на меня свалились, тем не менее, число таких друзей оказалось гораздо меньшим, чем на это можно было рассчитывать…».

«… ужаснее всего то, что очень многие из наиболее мне обязанных и, казалось бы, преданных учеников проявили или феноменальную, презренную трусость, или еще худшее – опасение за мое возвращение в Москву, что, несомненно, омрачает их столь неожиданное и не столь заслуженное служебное счастье…» «…потеря каждого месяца в мои годы все же очень досадная вещь…».

Во время «оттепели» 1953 г. С.С. Юдин считал, что пересмотр его дела полностью зависит от акад. К.М. Быкова. Видимо в расчете на его одобрение ссыльный организовал в Новосибирске изучение нейротрофической регуляции желудочной секреции. А что ему оставалось делать? При отсутствии соответствующего оборудования это было единственным выходом в науку. Немало драгоценного времени хирург уделял сочинению многочисленных писем высокопоставленным партийным функционерам. Друзьям он писал: «…пока же местные больничные начальники и руководство медицинского института решили, что, не получая каких-либо прямых директив обо мне в смысле расширения моей деятельности, будет благоразумней сузить ее, чтобы таким образом проявить свою служебную бдительность…».

Глава 3. Освобождение и смерть

Но гнев я мой рассудку покорил.

Прощение всегда отрадней мщения.

Раскаялись они – и я достиг

В стремлении моем желанной цели.

В. Шекспир. «Буря».

29.06.53 «…наконец по телефону узнал, что результаты работы в Сибири переданы К.М. Быкову и тот их прочитал… Лишь бы К.М. не уклонился действительно протянуть мне руку. А он это действительно и даже легко может сделать…»

«…одно слово Президенту Академии наук Несмеянову о необходимости вернуть меня в Москву для реализации действительно крупных научных исследований по первостепенной Павловской тематике может иметь окончательные, решающие последствия… Несмеянов входит к Г.М. Маленкову в любой день и по любому вопросу…»

Только в 1993 г. Б.В. Петровский опубликовал уничижительное письмо от 29.06.53, посланное «с оказией» и написанное на трех вырванных из блокнота листках:

«…второй год работал на 17 койках в областной больнице Новосибирска. Оперировал и в других учреждениях (гастроли). Научная работа совершенно не возможна, да ее мне фактически не разрешают. Лишь бы кто-нибудь из товарищей, особенно хирургов, проявил хоть какую-нибудь инициативу… помогите мне, пожалуйста, вернуться к активной научной работе в Москве с прежним коллективом! Одно Ваше доброе слово в данный момент решит мою участь…».

Борис Васильевич утверждает, что сразу же связался с Н.А. Булганиным и поручился за С.С. Юдина и только благодаря его заботам обвинение снято. В сентябре 1953 г. хирург возвратился, наконец, в Москву. Решением Особого Совещания при министре Внутренних дел СССР от 29.07.53 С.С. Юдин был полностью реабилитирован. Нельзя сказать, что московские хирургические «тузы» встречали Юдина с восторгом. Даже близкие прежде люди опасались бывшего ссыльного, сторонились, некоторые обходили стороной. Только ленинградские и провинциальные хирурги без опаски с радостью наносили визиты реабилитированному профессору. Юдин вернулся в институт, одержимый и истосковавшийся по привычной хирургической и научной работе Однако бывшему ссыльному было предложено только место заведующего отделением.

Пока Юдин томился в ссылке его «ученик и ближайший соратник» Б.А. Петров присвоил себе должность главного хирурга института Склифосовского без всяких назначений вышестоящего начальства. Когда его учитель вернулся в Москву, пытался удержать это место за собой. Юдин проявил принципиальность и настоял на возвращении ему прежнего коечного фонда. Ему не хотелось попадать в подчинение к своему «ученику». Для этого пришлось мобилизовать прежних почитателей его таланта и еще сохранившиеся связи. Академик рассчитывал восстановить старые порядки и принципы организации хирургической работы, вернуть институту былую славу. В случае отказа собирался уйти на пенсию. После многих унизительных звонков и переговоров с высшим партийным аппаратом место главного хирурга ему было возвращено. Решающую роль сыграл телефонный разговор с Н.А. Булганиным, который дал распоряжение немедленно восстановить Юдина в прежней должности.

Ненасытная, неутомимая работа в операционной возобновилась. Ежедневно хирург выполнял 4-е больших операции на желудке и одну на пищеводе. Он не стал сводить счеты и мстить обидчикам, а отдал все силы хирургической работе и организаторской деятельности – наладил безукоризненный учет, контроль и последующее наблюдение за лечившимися в институте больными. На место случайных выводов пришла четкая медицинская статистика, которая обеспечивала и обоснованные практические рекомендации. Но… многое осталось только на начальных этапах. Многого он не успел сделать из-за преждевременной кончины. Сергей Сергеевич любил посещать Новодевичье кладбище. Его атмосфера создавала особое погружение в прошлое. Дорогие сердцу памятники возвращали ему веру в победу справедливости и добра. Это помогало бороться с одиночеством и непониманием:

Ходил по кладбищу я снова,

Бродил, скорбя, среди могил.

Одним сказал: зачем ты умер!

Других спросил: зачем ты жил?

Он словно пытался наверстать упущенное, старался успеть доделать «самое главное»… Говорил о трех своих желаниях: прожить еще 3 года, умереть на работе и быть похороненным на Новодевичьем кладбище. Это принимали за мрачную шутку. Но всего через два месяца после этого в июне 1954 г. С.С. Юдин участвовал в работе VIII Всеукраинского съезда в Киеве. Был избран председателем. В своей блистательной речи он представил анализ перспектив развития хирургии в стране и указал пути для преодоления основных трудностей.

В Киеве С.С. Юдин тепло общался со своим другом, родственной «художественной натурой» – известным хирургом А.П. Крымовым, братом выдающегося художника Н.П. Крымова. Получил в подарок очень понравившийся «Пейзаж с прудом». Друзья очень много говорили. Животрепещущие темы бесед, видимо, уже никогда не станут достоянием общественности. Однако известно, что Сергей Сергеевич выказывал желание переехать в Киев. Все это говорит о том, что жизнь опального академика отнюдь не была медом, несмотря на всеобщее сочувствие. Условий для эффективной научной работы, для передачи огромного опыта следующим поколениям создано не было. Не удалось осуществить издание руководства по ургентной хирургии.

Идеологический гнет и вся душная атмосфера, созданная «партийными авторитетами» того времени не давали развернуться его деятельной натуре. Вот уж поистине парадоксальная версия чеховской «Чайки». Перед отъездом 11.06.54 С.С. посетил старую психиатрическую больницу г. Киева, в которой сохранилась неоконченная фреска М.А. Врубеля «Скрежет зубовный». Долго смотрел на живопись и не хотел уходить. Но его торопили – нужно было лететь в Москву. Там уже были назначены ответственные операции.

В день отъезда 12 июня 1954 г. Сергей Сергеевич вновь пожаловался на боли за грудиной. По официальным отчетам «от госпитализации и обследования отказался». Поднялся на борт самолета с проф. А.А. Багдасаровым. На высоте 2 км боли резко усилились. Специально снизили высоту полета. Больному стало несколько лучше. На аэродроме после посадки «от госпитализации отказался». Решил поехать домой, чтобы после небольшого отдыха направиться в клинику к своим больным. Однако в постели лучше не стало. Отмечал спазм в горле, боль в груди поднималась все выше. Был необычно возбужден, обсуждал результаты съезда. Ведущий терапевт института Склифосовского О.И. Глазова и операционная сестра М.П. Голикова ввели морфий. Больной успокоился, но когда через некоторое время жена Наталья Владимировна заглянула в комнату, – рука хирурга безжизненно свисала с края постели. Сергей Сергеевич Юдин умер в 62 года от инфаркта, так и не завершив главного дела своей жизни. Оставил 15 монографий и 181 опубликованную научную работу. Только через 8 лет ему была присуждена еще одна, теперь уже Ленинская премия.

Гражданская панихида проходила в конференц-зале института. Многие известные хирурги и почитатели таланта Юдина стояли в почетном карауле. Директора и его заместителя по научной работе на похоронах не было. Не пришли и многие медицинские чиновники, и партийные деятели. Присутствующие оцепенели, когда в траурный зал неожиданно явился известный генерал Игнатьев при всех регалиях. Все расступились. Он медленно приблизился к пьедесталу, медленно подошел к покойному, встал на одно колено, уперся лбом в край гроба и, простояв так минуту, поднялся и большим крестным знамением перекрестил Сергея Сергеевича, поклонился ему, а затем поцеловал, прощаясь со своим большим другом. Из-за сцены раздался чудесный голос баритонального баса известного оперного певца Пирогова. Он пел траурную кантату, специально подготовленную к этому грустному дню. Торжественность и глубина музыки соответствовали общему настроению, трудно было удержаться от слез… Незатейливая мемориальная доска из серого гранита работы скульптора Оленина была установлена только в 1967 г. на фасаде главного здания, на цоколе правее колоннады.

В 60-е годы сотрудники выдающегося хирурга (М.П. Голикова, проф. К.С. Симонян, Д.А. Арапов, А.В. Мельников, Б.С. Розанов) подготовили к изданию сборник работ «Избранное», который вышел «при поддержке Президиума АМН СССР к 100-летию со дня рождения. Академик Б.В. Петровский написал трогательное послесловие, впрочем, довольно сдержанное.

До сих пор имени Юдина не носит ни одно учреждение, в котором он работал, нет премии его имени. Даже в родном институте Н.В. Склифосовского единственный фотопортрет висит в библиотеке. Нельзя найти ни одной копии живописных изображений С.С. Юдина, представляющих высокую художественную ценность, хотя они имеются в Третьяковской галерее, в Русском музее, в Курске и в других городах.

Вспоминаются слова Сергея Сергеевича из публикации фрагмента рукописи о психологии творчества: «В официальных инстанциях не может быть ни горя, ни даже огорчения; там возможна минутная озабоченность для решения вопроса о форме и размерах участия в прощальных церемониях и газетных публикациях… Житейские заботы сотрут почти начисто живую память о самых деятельных и знаменитых людях, даже у близких сотрудников и друзей».

Академик Юдин был больше, чем хирург: он был идеологом романтики научной мысли, противопоставленной будничным бытовым интересам. Сергей Сергеевич с его патетикой в наше время на первый взгляд многим кажется смешным. В век «…»творчества» бездарных людей, научных ублюдков или казенных, политических, чуть ли не полицейских чиновников, ухитрявшихся иногда занимать видные посты в университетах и академиях…»