НЕ ОПУСТИТЬСЯ И ВЫЖИТЬ

А.Д. ВАСЬКАЕВА

На фронт я ушла в мае 1943 г., училась в пулеметной части. Потом нас расформировали и попала я в Архангельскую область в зенитную часть. В этой части служили Галина Уланова, Арина Назарова, Екатерина Тагаева (она сейчас живет в с. Красносельское Малодербетовского района), а также русские женщины.

29 февраля 1944 г. командир батареи построил нас, назвал фамилии четырех женщин-калмычек и сказал: "Два шага вперед". Мы вышли. Он рассказал, что в Советском Союзе многие народы создавали дивизии, и мы должны поехать в свою калмыцкую дивизию. На неделю нам выдали сухой паек, по две пары сменного белья и в сопровождении старшины повезли поездом в Молотовскую область. Так оказались мы в Широклаге.

Там мы увидели длинные бараки. Место, где располагался Широклаг, было сырое, все время лили дожди, зимой шел снег. Когда мы приехали, то народу в лагере было еще немного. Были только наши советские немцы, позже мы узнали, что их эвакуировали в Сибирь. Были там и бараки для заключенных, огражденные высокой оградой с четырьмя вышками. В Широклаге я все время работала в лазарете санитаркой, за больными ухаживала, подносила им то, что они просили. Тяжелобольные часто просили попить воды, меня они звали няней.

Главным врачом у нас был Иван Иванович, по национальности немец. Он направлял тяжелобольных на актирование. Были такие тяжелобольные, у которых остались кожа да кости, работать они уже не могли. В этом случае составлялся акт и делалась запись: неспособен к физическому труду. Актированных отпускали домой. Доезжали они до своих родных или умирали по дороге — никому до этого дела не было. Много людей умерло в Широклаге. Через мои руки много бойцов ушло из жизни. Покойников мы относили в морг.

В лагере было очень трудно жить, но мы понемногу привыкали. Кое-что я уже забыла из той жизни. Ребята работали на котловане. Я на их работу только с края котлована смотрела и то страшно было. Они долбили камень и тачкой возили, бросали его в реку. Кругом — лес, вода, Что там было хорошего?

Мы женщины, жили отдельно, тоже в бараке, но нары у нас были одноярусные. Питание было очень плохое. Я много раз видела, как молодые люди подбирали объедки из помойной ямы и варили их в своих котелках. Мы, девушки, тоже кушать хотели, но терпели, в помойку не лазили.

Был там клуб, в котором демонстрировались кинофильмы. Но мы ходили туда очень редко. Люди голодные, холодные, не очень-то хотели развлекаться. Да у нас и времени не было. Утром вставали, шли на работу в лазарет и там до самого вечера.

В лагере находились и вольнонаемные, но мы с ними почти не общались. Я числилась в первом батальоне, начальником которого был Лиджи Теленгидов. Между собой мы обсуждали, удивлялись тому, что попали в Широклаг,

спрашивали друг друга: "Где же наша национальная дивизия?". Но дальше этого дело не шло. К высокому начальству за разъяснением не обращались.

9 мая 1945 г. по радио услышали, что закончилась война. Все так обрадовались, что встали, подошли к радио, и стали хлопать. После этого нас немного еще задержали, а потом стали отпускать из лагеря.

Поехали мы в Сибирь. На дорогу денег не было. Кое-что из имевшейся одежды продали на станции Половинка. Но этих денег хватило только на то, чтобы доехать до Омска. А в Омске у нас не осталось ни копейки. Поэтому нам с Галиной Улановой ничего не оставалось, как залезть на крышу товарного вагона и так приехать в Кулинский район Омской области. На вокзале нас задержали железнодорожники. Я так рассердилась, что сняла свою шинель и сказала начальнику вокзала; "Возьмите мою шинель, штрафуйте нас за то, что на крыше вагона приехали, у нас больше ничего нет". Он посмотрел, посмотрел и со словами "Ну да ладно" отпустил нас.

Галина Уланова осталась в Кулинском районе, где жили ее брат с женой. А мне надо было ехать еще 70 км; Но прежде мы решили зайти к коменданту и стать на учет. В спецкомендатуре потребовали наши документы. У нас были только красноармейские книжки и еще какая-то бумага. Комендант сказал, чтобы мы их положили на стол. Мы задали ему вопрос: "А что у нас останется? ". Он ответил, что у нас будут другие документы. Куда деваться — отдали. Комендант предупредил о том, что мы должны приходить сюда каждый месяц и расписываться.

Выйдя из комендатуры я случайно встретилась с Очиром Джамбиновичем Ользятиевым. Он в 1941 г. был директором совхоза им.Чкалова и я его хорошо знала. О.Д. Ользятиев помог мне уехать в совхоз "Советская Сибирь", где проживали мои отец, брат и сестра. Отец уже умер к тому времени. Брат и сестра были моложе меня. Мама моя оказалась сосланной в Алтайский край, потому что во время выселения была в другом селе и попала поэтому в совершенно другое место.

К моменту моего освобождения из Широклага мама тоже умерла.

Потом я вышла замуж за парня из совхоза "Сарпа", работавшего бухгалтером'. Нр недолго я с ним прожила. Через семь лет муж скончался.

В 1957 г. в Сибирь приезжал уполномоченный из Калмыкии, приглашал возвратиться домой. Но не все торопились сделать это. Многие уже привыкли к сибирской жизни, как-то приспособились, сажали огороды.

А я очень хотела уехать на Родину, и одной из первых пошла к уполномоченному. Он помог мне в оформлении документов, и я поехала в совхоз "Сарпа". Жить негде было, мы вынуждены были поселиться в недостроенном доме без крыши,

Но опять случилось несчастье. В 1985г. умер один из моих сыновей, осталось у него трое детей.

Я живу с внуками, детьми моего покойного сына, в двухкомнатной квартире. Старшему внуку 18 лет, младшему 13. Приходится тяжело, так как льготами я не пользуюсь, ведь у меня нет никаких документов.

В Широклаге я пробыла с 10 марта 1944 г. по 26 мая 1945 г., т. е. более года. Внукам своим я рассказываю о той жизни. Младший никак не может понять и все время просит еще раз рассказать.

Живем мы с внуками на мою и детские пенсии. Старший внук закончил техникум, и я все время волнуюсь о его трудоустройстве. Современная жизнь тоже нелегкая.