Есть такой день в календаре - 30 октября, День поминания жертв политических репрессий. В очередной раз посещая Левашовскую пустошь, бродя по дорожкам среди огромных елей, я мысленно возвращаюсь в далекое детство, и перед глазами встает образ моего отца -Ивана Степановича Лопатина.

Родом он был из Тверской губернии, из большой и очень бедной крестьянской семьи, рано «ушел в революцию» и за свою деятельность подвергался ссылкам. Это был красивый, статный и очень добрый человек. Жили мы в ту пору за Невской заставой, на улице Села Володарского в деревянном двухэтажном доме, каждая семья имела небольшой участок земли. Гордостью отца был сад, он отдавал ему все свое свободное время. Но особенно любил цветы. Их было у него множество, а особым увлечением стали пионы. Отец выводил новые сорта пионов и нам, детям, прививал любовь к прекрасному. Вся детвора Невской заставы знала отца и любила его. Бывало, под Новый год собирает всех наших друзей, и мы идем в его заветный сарай. Он засовывал глубоко руку в сено и доставал оттуда желтые душистые яблоки-антоновку. Детским радостям не было предела. Каждый получал по яблоку. Он учил нас, меня и брата, любить природу, учил собирать грибы, управлять лодкой (дом наш был на самом берегу Невы, на этом месте сейчас стоит здание исполкома Невского района), учил преодолевать трудности и не хныкать. Ох, как все его уроки пригодились мне в жизни. Спасибо ему, моему дорогому папочке!

Начались повальные аресты за Невской заставой, шел 1937 год. Со всей отчетливостью я помню день ареста папы, мне было уже 12 лет. Ночью пришли люди, они бесцеремонно ходили по квартире, рылись в вещах, забирали фотографии, связанные с его ссылкой, письма друзей. Когда зашли в нашу «детскую» и отец попросил: «Детей не будите, здесь ничего нет», мы уже не спали и с замиранием сердца слушали разговоры взрослых. В апреле арестовали папу, а в сентябре - маму. В свои 39 лет она оставляла двух несовершеннолетних детей без средств к существованию. Что переживала мама в момент ареста, трудно даже вообразить. Дом наш осиротел, мы остались одни. Начался новый этап нашей жизни. Нам удалось передать в тюрьму для мамы теплую одежду - зимнее пальто, шарфы, боты. А ведь 'потом многие женщины шли по этапу в легкой летней одежде, конвой в сопровождении овчарок гнал этих несчастных жен «врагов народа», местные жители сел, через которые проходил конвой, выбегали на дорогу с криками: «Опять ведут проституток!».

Осуждена мама была на 8 лет без права переписки; о том, что началась война, она узнала, когда стали в лагерь поступать первые немецкие пленные.

Но судьба подарила мне все же счастливый случай, о котором хочу рассказать. Кончилась война с Германией, наш полевой госпиталь держал курс на восток. Большая узловая станция Яя, эшелон стоит пять часов, делать было нечего, мы все пошли на базар. И там вдруг ко мне обратилась незнакомая женщина: какая у меня фамилия, откуда я родом, кто мои родители. (Ее поразило необыкновенное наше с мамой сходство.) Мы обе стояли потрясенные случайным открытием, тут-то я и узнала, где находится мамин лагерь. Недалеко от станции была видна территория, обнесенная колючей проволокой, вышка со стрелком. Мне удалось отдать моей дорогой незнакомке весь свой сухой паек и записку с указанием пункта назначения госпиталя - Благовещенск.

В сентябре 1945 г. заканчивался срок маминого заключения, после чего и началась наша переписка. После освобождения мама проживала в Вышнем Волочке, а после полной реабилитации - в Ленинграде. Годы, проведенные в лагере, вспоминать не любила, а когда вспоминала, невозможно было это слушать без содрогания. Часто вспоминала сестру М. Н. Тухачевского Ольгу Николаевну, все называли ее Леля - была она очень красивая и сильная духом женщина. Вспоминала Томский лагерь, вспоминала санпропускник Томского лагеря, где многие находили фамилии своих мужей, нацарапанные на стенках. Только немногим из них удалось выжить.

Уходят годы, почти не осталось свидетелей этой ужасной трагедии века. Вечная им память - этим стойким, прекрасным женам, которые за свою любовь и преданность к мужьям прошли через такой ад и вышли победителями. Я преклоняюсь перед памятью моих родителей. Но один вопрос не дает покоя - вопрос, на который никогда не получу ответа: «За что?»